Page 13 - Белый пароход

по себе — неужто в том огнище сидит человек? Один или двое? И почему, постоянно живя здесь,
он никогда раньше не видел момента взлета, ведь сколько раз уже летели в космос, со счета
собьешься. Может быть, в те разы корабли улетали днем. При солнечном свете с такого
расстояния вряд ли что различишь. А этот-то почему рванул ночью? Значит, к спеху или так
положено? А возможно, он поднимается от земли ночью, а там сразу попадает в день? Сабитжан
как-то рассказывал, словно сам там побывал, что в космосе будто бы через каждые полчаса
сменяются день и ночь. Надо порасспросить Сабитжана. Сабитжан все знает. Очень уж хочется
ему быть всезнающим, важным человеком. Как-никак в областном городе работает. Ну не
прикидывался бы. К чему? Кто ты есть, тем и будь. «Я с тем-то был, с большим человеком, я
тому-то то-то сказал». А Длинный Эдильбай рассказывал — попал он к нему как-то раз на
службу. Только и бегает, говорит, наш Сабитжан от телефонов к дверям кабинета в приемной,
только успевает: «Слушаюсь, Альжапар Кахарманович! Есть, Альжапар Кахарманович! Сию
минуту, Альжапар Кахарманович!» А тот, говорит, сидит там в кабинете и все кнопками погоняет.
Так и не поговорили между собой толком… Вот такой он, говорит, оказался, наш землячок
боранлинский. Да бог с ним, какой уж есть… Жаль только Казангапа. Он ведь очень переживал
за сына. До самых последних дней не говорил о нем ничего худого. Переехал даже было в город
к сыну да снохе на житье, сами же его упросили, сами же увозили, а что получилось… Ну, это
отдельный разговор…
С такими мыслями уходил Едигей той глубокой ночью, проводив космическую ракету до
самого полного ее исчезновения. Долго следил он за этим чудом. И когда огненный корабль, все
сжимаясь и уменьшаясь, канул в черную бездну, превратившись в белую туманную точечку, он
покрутил головой и пошел, испытывая странные, противоречивые чувства. Восхищаясь
увиденным, он в то же время понимал, что для него это постороннее дело, вызывающее и
удивление и страх. Вспомнилась при этом вдруг та лисица, которая прибегала к железной
дороге. Каково-то ей стало, когда застиг ее в пустой степи этот смерч в небе. Не знала, наверно,
куда себя девать…
Но сам-то он, Буранный Едигей, свидетель ночного взлета ракеты в космос, не подозревал, да
и не полагалось ему знать, что то был экстренный, аварийный вылет космического корабля с
космонав-том — без всяких торжеств, журналистов и рапортов, в связи с чрезвычайным
происшествием на космической станции «Паритет», находившейся уже более полутора лет по
совместной советско-американской программе на орбите, условно называемой «Трамплин».
Откуда Едигею было знать обо всем этом. Не подозревал он и о том, что это событие коснется и
его, его жизни, и не просто по причине нерасторжимой связи человека и человечества в их
всеобщем значении, а самым конкретным и прямым образом. Тем более не знал он и не мог
предполагать, что некоторое время спустя вслед за кораблем, стартовавшим с Сары-Озека, на
другом конце планеты, в Неваде, поднялся с космодрома американский корабль с той же
задачей, на ту же станцию «Паритет», на ту же орбиту «Трамп-лин», только с иным ходом
обращения.
Корабли были срочно посланы в космос по команде, поступившей с научно-
исследовательского авианосца «Конвенция», являвшегося плавучей базой объединенного
советско-американского центра управления программы «Демиург».
Авианосец «Конвенция» находился в районе своего постоянного местопребывания — в Тихом
океане, южнее Алеутских островов, в квадрате примерно на одинаковом расстоянии от
Владивостока и Сан-Франциско. Объединенный центр управления — Обценупр — в это время
напряженно следил за выходом обоих кораблей на орбиту «Трамплин». Пока все шло успешно.
Предстояли маневры по стыковке с комплексом «Паритет». Задача была наисложнейшая,
стыковка должна была происходить не последовательно, одна вслед за другой с необходимым