Page 16 - Белый пароход

Он зашагал к загону, возле которого стоял на привязи, изредка, но сердито покрикивая,
пригнан-ный им с выпаса Буранный Каранар. Если не считать того, что раза два приходил
Каранар с гуртом воды напиться из колодца у водокачки, то почти целую неделю днями и ночами
гулял он на полной свободе. От рук отбился, злодей, и вот теперь выражал свое недовольство —
свирепо разевая зубатую пасть, вопил время от времени: старая история — снова неволя, а к ней
надо привыкать.
Едигей подошел к нему раздосадованный после разговора с Сабитжаном, хотя заранее знал,
что так оно и убудет. Получалось — Сабитжан делал им одолжение, присутствуя на похоронах
собствен-ного отца. Для него это обуза, от которой надо суметь побыстрей отвязаться. Не стал
Едигей тратить лишних слов, не стоило того, поскольку так и так приходилось делать все самому,
да вот и соседи не остались в стороне. Все, кто не был занят на линии, помогали в
приготовлениях к завтрашним похоро-нам и поминкам. Женщины посуду собирали по домам,
самовары надраивали, тесто месили и уже начали хлебы печь, мужчины носили воду,
распиливали на дрова отслужившие свой срок старые шпа-лы — топливо в голой степи всегда
первейшая надобность, как и вода. И только Сабитжан мельтешил-ся тут, отвлекая от дел,
разглагольствовал о том о сем, кто на какой должности в области, кого сняли с работы, кого
повысили. А то, что жена его не приехала хоронить свекра, это его нисколько не сму-щало.
Чудно, ей-богу! У нее, видите ли, какая-то конференция, а на ней должны присутствовать какие-
то зарубежные гости. А о внуках и речи нет. Они там борются за успеваемость и посещаемость,
чтобы аттестат получить в лучшем виде для поступления в институт. «Что за люди пошли, что за
народ! — негодовал в душе Едигей. — Для них все важно на свете, кроме смерти!» И это не
давало ему покоя: «Если смерть для них ничто, то, выходит, и жизнь цены не имеет. В чем же
смысл, для чего и как они живут там?» Едигей в сердцах накричал на Каранара: — Ты чего
орешь, крокодил? Ты чего орешь в небо, как будто там тебя сам бог слышит? — Крокодилом
обзывал Едигей своего верблюда в самых крайних случаях, когда уж совсем выходил из себя.
Это приезжие путейцы придумали Буран-ному Каранару такую кличку за зубатую пасть его и
злой норов. — Ты у меня докричишься, крокодил, я тебе все зубы пообломаю!
Надо было соорудить седло на верблюде, и, приступая к делу, Едигей понемногу отошел,
смягчил-ся. Залюбовался. Красив и могуч был Буранный Каранар. До головы рукой не
дотянешся, хотя Едигей был росту достаточного. Едигей изловчился, пригнул верблюду шею и,
постукивая кнутовищем по мозолистым коленям, внушая строгим голосом, осадил его. Громко
протестуя, верблюд все же подчи-нился воле хозяина, и, когда наконец, сложив под себя ноги,
он прилег грудью на землю и успокоился, Едигей принялся за дело.
Оседлать верблюда по-настоящему — это большая работа, все равно что дом построить Седло
соо-ружается каждый раз заново, сноровка должна быть, да и силы немалые, тем более если
седлаешь такого громадного верблюда, как Каранар.
Каранаром, то есть Черным наром, он прозывался неспроста. Черная патлатая голова с
черной, росшей до загривка мощной бородой, шея понизу вся в черных космах, свисающих до
коленей густой дикой гривой — главное украшение самца, — пара упругих горбов,
возвышающихся, как черные башни, на спине. И в завершение всего — черный кончик куцего
хвоста. А все остальное — верх шеи, грудь, бока, ноги, живот — было светлое, светло-
каштановой масти. Тем и пригож был Буранный Кара-нар, тем и славен — и статью и мастью. И
сам он в ту пору находился в самой атановской зрелости — третий десяток шел Каранару от
роду.
Верблюды долго живут. Оттого, наверно, детенышей рожают на пятом году и затем не каждый
год, а лишь в два года раз, и плод вынашивают в утробе дольше всех животных — двенадцать
месяцев. Верблюжонка, самое главное, выходить в первые год-полтора, чтобы уберечь от