Page 92 - Белый пароход

— А может быть, он говорил об этом, — Едигей пытался защитить Абуталипа, — да просто
забыл написать.
— А где об этом сказано? Не докажешь! Больше того, мы сверились с показаниями Куттыбаева
в сорок пятом году, когда он проходил проверочную комиссию по возвращении из югославского
партизанского соединения. Там случай с английской миссией не упоминался. Значит, здесь что-
то нечисто. Кто может поручиться, что он не был связан с английской разведкой!
Опять Едигею стало тяжко и больно. Не понимал он, что тут к чему и куда клонит
кречетоглазый.
— Куттыбаев тебе что-нибудь не говорил, подумай, не называл имен английских? Нам важно
знать, кто были эти, из английской миссии.
— А какие имена у них бывают?
— Ну, например, Джон, Кларк, Смит, Джек…
— Сроду таких не слыхал.
Кречетоглазый задумался, помрачнел, не все, должно быть, устраивало его во встрече с
Едигеем. Потом он сказал несколько вкрадчиво:
— Он что тут, школу какую-то открывал, детей учил?
— Да какая там школа! — невольно рассмеялся Едигей. — Двое у него детишек. И у меня две
девочки. Вот и вся школа. Старшим по пять лет, младшим по три. Детям некуда у нас деваться,
кругом пустыня. Занимают они детишек, воспитывают, значит. Все-таки бывшие учителя — и он
и жена его. Ну, читают там, рисуют, учат что-то писать, считать. Вот и вся школа.
— Какие песенки они пели?
— Да всякие. Детские. Я и не помню.
— А чему он их учил? Что они писали?
— Буквы. Слова какие-то обычные.
— Какие, например, слова?
— Ну какие! Я не помню.
— Вот эти! — Кречетоглазый нашел среди бумаг листочки из ученических тетрадей с детскими
каракулями. — Вот это первые слова. — На листочке было написано детской рукой: «Наш
дом». — Вот видишь, первые слова, которые пишет ребенок, — «наш дом». А почему не «наша
победа»? Ведь первым словом должно быть на устах сейчас, ну-ка подумай, что? Должно быть —
«наша победа». Не так ли? А ему почему-то в голову это не приходит? Победа и Сталин
неразделимы.
Едигей замялся. Он чувствовал себя настолько униженным всем этим и так жалко стало ему
Абуталипа и Зарипу, которые столько сил и времени отдавали возне с неразумными детьми,
такое зло взяло его, что он осмелился:
— Если уж так, то надо бы первым долгом писать «наш Ленин». Все-таки Ленин на первом
месте стоит.
Кречетоглазый задержал от неожиданности дыхание, долго затем выдыхая дым из легких.
Встал с места. Видимо, потребовалось пройтись, да некуда было в этой комнатушке.
— Мы говорим — Сталин, подразумеваем — Ленин! — произнес он отрывисто и чеканно.
Потом задышал облегченно, как после бега, и добавил примирительно:
— Хорошо, будем считать, что этого разговора между нами не было.
Он сел, и снова на непроницаемом лице отчетливо обозначились невозмутимые, ясные, как у
кречета, глаза с желтоватым оттенком.
— У нас есть сведения, что Куттыбаев выступал против обучения детей в интернатах. Что ты
скажешь, при тебе, оказывается, было дело?