Page 41 - Борьба миров

взрывам гранат и упорному преследованию их они относились так, как относимся мы к
отчаянному, единодушному нападению потревоженного улья? Уж не хотели ли они
истребить нас всех до единого? (Тогда еще никто не знал, чем питаются марсиане).
Пока сотни подобных вопросов носились у меня в голове, я наблюдал гигантские
очертания их часовых. А в глубине души у меня теплилась надежда, что вся дорога к
Лондону занята громадными, еще неизвестными марсианами и скрытыми военными силами.
Успели ли приготовить волчьи ямы? Догадались ли превратить в ловушку пороховые заводы
в Гаунслоу? Хватит ли у лондонцев мужества и патриотизма устроить марсианам вторую
Москву, но в большем масштабе?
Мы продолжали ползти через кустарник, по временам осторожно выглядывая из него,
как вдруг спустя некоторое время, тянувшееся, как казалось, бесконечно долго, раздался
отдаленный пушечный выстрел. Потом другой и третий. Тогда ближайший к нам марсианин
поднял свою трубку высоко в воздухе и разрядил ее в сторону батарей. От тяжкого грохота
этого выстрела дрогнула земля. Марсианин, стоявший у Окгэма, сделал то же самое. Не было
ни вспышки огня ни дыма — ничего, кроме оглушительного грохота.
Я был так поражен этими странными выстрелами, следовавшими один за другим, что
совершенно позабыл о своей личной безопасности и о своих обожженных руках, и, с трудом
выпрямившись в кустарнике, посмотрел в сторону Сенбюри. В эту самую минуту около меня
раздался выстрел, и над моей головой пронесся огромный снаряд, направляясь к Гаунслоу. Я
ожидал увидеть дым или огонь или какие-нибудь другие последствия действия этого
снаряда. Но я увидел над собой только темно-синее небо с одинокой звездой на нем, а под
собою — стлавшийся по земле густой белый туман. Я не услышал также ни треска взрыва ни
ответного выстрела. Кругом была мертвая тишина, и минуты длились бесконечно.
— Что случилось? — спросил викарий, стоявший около меня.
— Ничего не понимаю, — отвечал я.
Летучая мышь пролетела мимо и скрылась. Где-то вдали послышались крики и
смолкли. Я снова взглянул на марсианина, он быстро двигался теперь к востоку, вдоль реки.
Я все ожидал, что которая-нибудь из наших скрытых батарей даст по нему залп, но
кругом все было спокойно, и ничто больше не нарушало ночной тишины. Фигура
марсианина уменьшалась по мере того, как он удалялся, и вскоре туман и сгущавшийся мрак
ночи поглотили его. Инстинктивно мы с викарием вскарабкались выше. В стороне Сенбюри
мы увидели какую-то темную массу, напоминавшую формой конусообразный холм, который
как будто вырос здесь и закрывал нам вид. Подальше, за рекой, у Уольтона, мы заметили
другой такой же холм. И эти странные конусообразные холмы становились на наших глазах
все ниже и расползались.
Движимый внезапной догадкой, я посмотрел на север и увидел там третью, такую же
черную облачную массу в виде конуса.
Стало как-то странно тихо. Издали, с юго-востока, подчеркивая эту тишину,
доносились перекликающиеся голоса марсиан. Потом воздух дрогнул еще раз от далекого
грохота их выстрелов. Но земная артиллерия молчала.
В то время нам было непонятно значение того, что происходило перед нами, и лишь
позднее мне пришлось узнать, что означали эти зловещие черные холмы, так внезапно
выраставшие в сумраке ночи. Каждый из марсиан, стоявший на линии громадного
полумесяца, о котором я говорил, по какому-то неизвестному нам сигналу, разряжал
бывшую при нем трубку в сторону каждого холма, каждой возвышенности, каждой кучки
домов, которые могли служить прикрытием для батарей. Некоторые выстрелили только по
разу, другие по два раза, как тот марсианин, который был ближе к нам. Тот же, который
стоял у Риплея, выпустил, говорят, не менее пяти снарядов. Ударившись о землю, эти
снаряды разбивались, но не разрывались, и выпускали целые тучи тяжелого, черного, как
чернила, пара, который сначала подымался кверху, образуя газообразный, колеблющийся
холм, а потом опускался и медленно расползался по окружающей его поверхности. И
прикосновение этого пара, вдыхание малейшей из его частиц, приносило смерть всему