Page 79 - Борьба миров

по сторонам, не видать ли где марсиан, бросились бежать к дому на Путнэйском холме, где
он устроил себе свою берлогу. То был подвал для угля. Когда я увидел его работу, на
которую он потратил целую неделю: подземный ход около десяти ярдов длины, которым он
думал соединиться с главной сточной трубой Путнэйского холма, то я впервые понял, какая
пропасть отделяет его мечты от действительности. Такую дыру я бы вырыл в один день. Но
моя вера в него была еще настолько сильна, что я решил помочь ему в его работе.
У нас была тачка, на которую мы наложили вырытую землю, и свалили ее около
кухонной стены. Между работой мы подкрепились консервами супа из телячьей головы и
вином, которое мы взяли из близлежащей кладовой. В этой тяжелой работе я находил
облегчение от моих мучительных переживаний. Я непрерывно думал о планах артиллериста,
и мало-по-малу во мне стали подыматься сомнения, но я не переставал работать, так как был
рад, что у меня теперь была цель.
Проработав еще час, я стал прикидывать в уме то расстояние, которое еще предстояло
рыть, чтобы подойти к трубе, а также о весьма вероятной возможности не достигнуть цели
этой работы. Вообще я не понимал, зачем было рыть такой длинный ход, когда через
боковые трубы можно было попасть непосредственно в главную трубу и оттуда уже
прокладывать дорогу обратно к дому. Выбор дома мне тоже казался неудачным, так как он
находился слишком далеко от трубы. Как раз, когда я стал взвешивать все эти
обстоятельства, я увидел, что артиллерист перестал копать и взглянул на меня.
— Мы хорошо поработали, — сказал он и отложил в сторону заступ. — Сделаем
небольшой перерыв и посмотрим с крыши дома, что делается вокруг.
Я был за продолжение работы, и, после некоторого колебания, он схватился за свой
заступ. Но вдруг у меня промелькнула одна мысль. Я остановился, и он тотчас же
последовал моему примеру.
— Зачем, собственно говоря, вы находились в поле, а не здесь? — спросил я.
— Я ходил подышать свежим воздухом, — сказал он: — и как раз собирался уже
возвращаться, когда встретил вас. Ночью, в сущности, это безопаснее…
— А как же работа?
— Нельзя же вечно работать, — отвечал он.
Тут, словно под влиянием внезапного откровения, я понял, что это был за человек. Он
стоял в нерешительности с заступом в руках.
— Нам непременно нужно сделать рекогносцировку, — сказал он. — Марсиане могут
быть где-нибудь поблизости и напасть на нас врасплох, если услышат звон наших лопат.
У меня больше не было желания противоречить ему. Мы взобрались на чердак и стали
смотреть через слуховые окна. Марсиан не было видно. Мы взобрались на крышу и
спустились под прикрытием парапета вниз.
Часть Путнэя была скрыта за кустарником, но зато внизу было видно реку, всю
заросшую красной травой. Нижняя часть Ламбета была тоже кроваво-красного цвета и вся
залита водой. Другое ползучее красное растение обвило все деревья вокруг старого дворца, и
между его густыми побегами уныло торчали их мертвые, покрытые сморщенными листьями,
сучья. Поразительно, до чего распространение этих растений было связано с близостью
проточной воды. Около нашего дома не было этих растений, и поэтому альпийский
ракитник, боярышник, калина и дерево жизни, подымаясь среди лавров и гортензий, ярко
блестели на солнце свежей зеленью своих листьев. За Кессингтоном подымалось густое
облако дыма, а вдали стлался синий туман, за которым исчезали холмы, тянувшиеся на
север.
Артиллерист принялся рассказывать про людей, оставшихся в Лондоне.
— На прошлой неделе кучка дураков вздумала осветить электричеством весь Реджент-
Стрит и цирк, в котором собрались пьяные оборванцы и раскрашенные женщины. Всю ночь
они там танцевали и пели песни. Один человек, который был там, рассказывал мне это. А
когда рассвело, они увидели на Лангэмской площади боевую машину марсиан. Никто не
знал, с каких пор она там стояла. Марсианин, сидевший в ней, направил ее по улице прямо