Page 191 - И дольше века длится день

подвижный, сухощавый. Казангап называл его аргамаком — скакуном чистых кровей. То
была высокая похвала — аргамак Афанасий. Елизаров знал об этом и добродушно
соглашался — пусть будет по-твоему, Казангап! И при том добавлял — старый аргамак, но
все-таки аргамак! И на том спасибо! Обычно он приезжал в сарозеки в рабочей одежде, в
кирзовых сапогах, в старой, видавшей виды кепке, а здесь был при галстуке, в хорошем
темно-синем костюме. И этот костюм ему очень шел, его фигуре и, главное, цвету волос —
седых уже наполовину.
И пока поезд останавливался, Афанасий Иванович шел рядом полубоком, улыбаясь ему
в окно. Серые, со светлыми ресницами глаза Елизарова лучились искренним удовольствием
от желанной встречи. Это сразу согрело Едигея, и недавние сомнения отошли разом.
«Хорошее начало, — обрадовался он, — бог даст, поездка будет удачной».
— Ну наконец-то пожаловал! В кои-то веки! Здравствуй, Едигей! Здравствуй,
Буранный! — встретил его Елизаров.
Они крепко обнялись. От многолюдья вокруг, от радости Едигей растерялся немного.
Пока они выбирались на привокзальную площадь, Елизаров засыпал его вопросами. О всех
спросил, кто как поживает — как там Казангап, Укубала, Букей, дети, кто теперь начальник
разъезда, не забыл и о Каранаре.
— А как там твой Буранный Каранар? — поинтересовался он, заранее весело смеясь
чему-то. — Все такой же — лев рыкающий?
— Ходит. Что с ним станется, рычит, — отвечал Едигей. — В сарозеках ему приволье.
Чего ему еще надо?
Возле вокзала стояла большая черная машина, поблескивающая полировкой. Такую
Едигей видел впервые. То был «ЗИМ» — лучший автомобиль пятидесятых годов.
— Это мой Каранар, — пошутил Елизаров. — Садись, Едигей, — говорил он, открывая
ему переднюю дверцу. — Поедем.
— А кто же поведет машину? — спросил Едигей.
— Сам, — сказал Елизаров, садясь за руль. — На старости лет отважился, как видишь.
Чем мы хуже американцев?
Елизаров уверенно завел мотор. И, прежде чем тронуться с места, улыбаясь, посмотрел
вопросительно на гостя.
— Вот ты и прибыл, стало быть. Выкладывай сразу — надолго ли?
— Я ведь по делу, Афанасий Иванович. Как получится. А прежде посоветоваться надо
с вами.
— Я так и знал, что по делу едешь, а не то вытащишь тебя из твоих сарозеков! Как же!
Давай так, Едигей. Сейчас мы поедем к нам. Будешь жить у нас. И не возражай. Никаких
гостиниц! Ты у меня особый гость. Как я у вас в сарозеках, так ты у меня. Сыйдын сыйы бар
— так ведь по-казахски! Уважение от уважения!
— Да вроде так, — подтвердил Едигей.
— Значит, порешили. И мне веселей будет. Моя Юлия уехала в Москву к сыну, второй
внук народился. Вот она и поспешила на радостях к молодым.
— Второй внук! Поздравляю! — сказал Едигей.
— Да, слушай, второй уже, — проговорил Елизаров, удивленно приподнимая плечи. —
Станешь дедом, поймешь меня! Хотя тебе еще далеко. В твои годы у меня еще ветер в голове
гулял. А вот странно, мы с тобой понимаем друг друга, несмотря на разницу в возрасте. Ну
так поехали. Поедем через весь город. Наверх. Вон видишь горы, снег на вершинах? Туда,
под горы, в Медео. Я тебе рассказывал, по-моему, дом наш в пригороде, почти в селе.
— Помню, Афанасий Иванович, вы говорили, дом у самой речки. Всегда слышно, как
вода шумит.
— Сейчас сам убедишься. Поехали. Пока светло, посмотри на город. Красота у нас
сейчас. Весна. Все в цвету.
От вокзала улица шла прямо и, казалось, бесконечно через весь город, постепенно
среди тополей и парков поднимаясь к возвышенности. Елизаров ехал не спеша. Рассказывал