Page 157 - Горячий снег
P. 157
Немцы!..
Оглохнув от молотообразных ударов крови в затылке, Чибисов споткнулся двумя
ногами обо что-то твердое, точно капустный лист хрустнувшее, упал лицом вниз, в поземку,
суматошно приподнялся, ничего не соображая: впереди какой-то свет, расплываясь пятном,
мигнул, замельтешил сквозь влагу век. А там, на бугре, над степью выросли невнятные
белые фигуры и зыбко закачался темный силуэт машины.
Потом, охолонув его всего, донесся откуда-то испуганно-грозный оклик на чужом
языке:
1
— Вер ист да? Хальт!
«Вот они!» — вспышкой мелькнуло в сознании Чибисова, и, отползая, он обезумело
рванул неощутимый пальцами затвор автомата, но мигом чья-то рука клещами схватила его
за плечо, и в ухо — свистящий шепот:
— Стой! Не стрелять! Сюда! За танк! Куда раком пополз? Вправо, вправо, ну?
Уханов, лежа рядом, изо всей силы толкал его в плечо. Тогда он послушно пополз на
животе куда-то вправо, всхлипнув горлом, опасаясь взглянуть вверх, загребая в валенки, в
рукавицы снег, и тут снова пронзил слух чужой оклик:
— Хальт!
И оглушающе прогремела автоматная очередь, взвизгнула в ушах, сверкнула резкими
огнями. Затем разящий, всеоголяющий свет встал беспощадно над степью. Несколько секунд
пышно развернувшийся этот свет плыл в поднебесье, и в течение нескольких секунд одно и
то же повторялось в мозгу Чибисова: «Видят нас, видят!.. Сейчас подбегут — и выстрелить
не успеем!»
— Лежи, тихо! Что бормочешь? Псалмы поешь, что ли? — как через толстую подушку
дошел до него голос Уханова.
— Немцы!..
— Лежи, говорят! Ты что лазаря запел, папаша?
Снег нестерпимо сиял. Чибисов с тоской, обмирая, поджал ноги. Там, за ногами,
упавшая ракета догорала на снегу, в десяти метрах позади танка, за которым, оказывается,
вплотную лежали они. Ракета, шипя, разбрызгивалась возле ног бенгальским огнем, осыпая
искрами серую броню танка, застывшую уродливую толщу гусениц, синевато освещала
короткое обледенелое бревно с торчащим вверх сучком с фосфорической искоркой на нем —
бревно виднелось как раз на том месте, где споткнулся и упал на хрустнувшее Чибисов: это
был труп немца танкиста.
— Смотри, Чибисов, часы у фрица, — чуть подтолкнув локтем, зашептал Уханов. —
Добро пропадает. Ты что, как козлиный хвост, трясешься? Опять замерз? Пощупай
спусковой крючок, чуешь? В общем, папаша, главное — не робей. Хуже смерти ничего не
будет. Сколько тебе лет? А? За тридцать, похоже?
— Сорок восемь мне было. Зазяб я весь, сержант…
— Да, не мальчик. Шевели пальцами, крепче шевели. Теперь малость потерпеть
осталось. Успокоятся они — и вперед. Проползем правее — и броском к двум
бронетранспортерам перед балкой. Ничего. Обойдется, папаша!..
Ракета погасла, стало вокруг темнее, чем было, а из навалившейся темноты, которую не
перебороло дальнее зарево, подозрительно мигнул на бугре фонарик; налетевший ветер с
поземкой разорванно донес сверху чужой разговор, словно бы ободряющий смех; и опять
повторной искоркой посигналил над степью среди, казалось, зазыбившихся теней.
— Сюда они!.. Сюда идут!.. Стреляй, сержант, стреляй!.. — выдавил Чибисов,
неудержимо вызванивая зубами, и, как в безумии, схватился за автомат, каждой клеточкой
своего тела сопротивляясь ужасу того, что может произойти, с затемненным сознанием от
этого ужаса и ненависти к донесшимся голосам, к смеху немцев, которые тенями шли по
1 Кто там? Стой!