Page 159 - Горячий снег

Рубин заерзал на животе, хищно обнажил мелкие зубы, мгновенно поднятый резкой
командой:
— Вперед! Проскочим!
Сто пятьдесят метров, это узкое пространство степи, оставшееся до двух
бронетранспортеров на краю балки, преодолевали короткими перебежками; потом, выжидая,
лежали в снегу, переползали среди множества в этом месте воронок. Похоронная команда
немцев, собиравшая трупы в машину, прекратила огонь и осталась слева, несколько позади.
Однако впереди, над окраиной южнобережной станицы, где гудели прогреваемые танковые
моторы, то и дело в разных ее концах стали вздыматься серии ракет, неспокойно
иллюминируя степь каждые пять секунд.
Там, впереди и справа, немцы, очевидно, были потревожены стрельбой на берегу, с
двух направлений наблюдая за степью, но сами огня не открывали, опасаясь вблизи задеть
своих. Так, по крайней мере, представлялось Кузнецову, когда после перебежек подползли
наконец к двум бронетранспортерам и, обессиленные, распластались на снегу. Рубин сапно
дышал, заглатывая ртом воздух, у Кузнецова вконец одеревенело исхлестанное поземкой
лицо, сердце билось, захлебываясь, сдвоенными ударами. Минуты две лежали без движения:
подняться было невозможно. Уханов, первым отдышавшись, прикладом автомата уперся в
землю и встал, прислонился к борту бронетранспортера, проговорил охриплым шепотом:
— Похоже, лейтенант, воронка метров пятьдесят вправо. Перед балкой. Опять ползти
придется. А светят — как днем. Чуют нас они, собаки!..
Перебросив автомат через руку — пальцы покалывало иголочками, — Кузнецов встал
рядом с Ухановым, глядя в ядовито и широко воспламеняющееся за бронетранспортерами
пространство, где бугрились беловатые выступы предполагаемой воронки. Справа низкими
полукруглыми копнами проступали первые синезаснеженные крыши станицы, на которые,
взвиваясь, шрапнельно расколов огнями небо, спадали в освещенном морозном клубящемся
тумане рассеянные брызги ракет, и Кузнецову с давящим, щекотным ощущением в груди от
неправдоподобной близости к немцам явно показалось, что он различает в проулках и между
первыми домами темнеющие башни прогреваемых танков и слышит в треске, в гудении
моторов перекликающиеся голоса.
«Не может быть! Не может быть, что разведчики в воронке, так близко от немцев!
Вероятно, где-то есть другие два бронетранспортера, не эти!..»
И, подумав, что они ошиблись направлением, не туда пришли, что все сейчас, в таком
упорном отчаянии сделанное ими, напрасно, бессмысленно, Кузнецов, испытывая то же
неисчезающее щекотное ощущение в груди, никак не решаясь отдать команду на последний
бросок в сторону воронки, с насилием над собой приказал:
— Уханов, ползком вперед — и узнать. Эта ли воронка, черт ее знает. А то наползаем
под носом у фрицев.
— Похоже, она, лейтенант.
— Проверь. Будем ждать здесь…
— Узнаем, лейтенант.
Уханов не сказал больше ничего, но как только пополз от бронетранспортеров и стала
медленно растворяться, сливаться со снегом широкая его спина в рябящих переливах
накатываемой поземки, Кузнецов наготове, с притиснутым под мышкой прикладом автомата,
сдернув рукавицу, нашел почти бесчувственным пальцем спусковую скобу, нащупал
твердость спускового крючка, плечо плотнее уперлось в борт бронетранспортера.
«Если мы ошиблись, — прошло в сознании Кузнецова, — оставлю Рубина и Уханова
здесь, а сам найду воронку… Я их повел сюда. Не имею права рисковать ни одним
человеком!..»
Эти заметные впереди выбросы забеленной земли могли оказаться бруствером первых
окопов боевого охранения немцев, и Кузнецов в предельном напряжении каждого мускула
не отрывал взгляда от ползущего в вихрях снега Уханова, готовый при первом выстреле из
немецких окопов прикрыть его автоматным огнем. На долю минуты в темном, как