Page 109 - Похождения бравого солдата Швейка

Полковник встал и прошёлся несколько раз по кабинету.
— Я долго обдумывал, господин поручик, как мне с вами поступить, чтобы подобные
факты не повторялись, и тут я вспомнил, что вы выражали желание перевестись в Девяносто
первый полк. Главный штаб недавно поставил нас в известность о том, что в Девяносто
первом полку ощущается большой недостаток в офицерском составе из-за того, что
офицеров перебили сербы. Даю вам честное слово, что в течение трёх дней вы будете в
Девяносто первом полку в Будейовицах, где формируются маршевые батальоны. Можете не
благодарить. Армии нужны офицеры, которые…
И, не зная, что прибавить, он взглянул на сказал:
— Уже половина одиннадцатого, пора принимать полковой рапорт.
На этом приятный разговор был закончен, и у поручика отлегло от сердца, когда он
вышел из кабинета. Поручик направился в школу вольноопределяющихся и объявил, что в
ближайшие дни он отправляется на фронт и по этому случаю устраивает прощальную
вечеринку на Неказанке. Вернувшись домой, он многозначительно спросил у Швейка:
— Известно ли вам, Швейк, что такое маршевый батальон?
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, маршевый батальон — это
«маршбатяк», а маршевая рота — «маршка». Мы это всегда сокращаем.
— Итак, объявляю вам, Швейк, — торжественно провозгласил поручик, — что мы
вместе отправимся в «маршбатяк», если вам нравится такое сокращение. Но не воображайте,
что на фронте вы будете выкидывать такие же глупости, как здесь. Вы довольны?
— Так точно, господин обер-лейтенант, страшно доволен, — ответил бравый солдат
Швейк. — Как это будет прекрасно, когда мы с вами оба падём на поле брани за государя
императора и всю августейшую семью!

Послесловие к первой части «В тылу»

Заканчивая первую часть «Похождений бравого солдата Швейка» («В тылу»),
сообщаю читателям, что вскоре появятся две следующие части — «На фронте» и «В
плену». В этих частях и солдаты и штатские тоже будут говорить и поступать так, как
они говорят и поступают в действительности.
Жизнь — не школа для обучения светским манерам. Каждый говорит как умеет.
Церемониймейстер доктор Гут говорит иначе, чем хозяин трактира «У чаши» Паливец. А
наш роман не пособие о том, как держать себя в свете, и не научная книга о том, какие
выражения допустимы в благородном обществе. Это — историческая картина
определённой эпохи.
Если необходимо употребить сильное выражение, которое действительно было
произнесено, я без всякого колебания привожу его здесь. Смягчать выражения или
применять многоточие я считаю глупейшим лицемерием. Ведь эти слова употребляют и в
парламенте.
Правильно было когда-то сказано, что хорошо воспитанный человек может читать
всё. Осуждать то, что естественно, могут лишь люди духовно бесстыдные, изощрённые
похабники, которые, придерживаясь гнусной лжеморали, не смотрят на содержание, а с
гневом набрасываются на отдельные слова.
Несколько лет назад я читал рецензию на одну повесть. Критик выходил из себя по
поводу того, что автор написал: «Он высморкался и вытер нос». Это, мол, идёт вразрез с
тем эстетическим и возвышенным, что должна давать народу литература.
Это только один, притом не самый яркий пример того, какие ослы рождаются под
луной.
Люди, которых коробит от сильных выражений, просто трусы, пугающиеся
настоящей жизни, и такие слабые люди наносят наибольший вред культуре и
общественной морали. Они хотели бы превратить весь народ в сентиментальных людишек,
онанистов псевдокультуры типа св. Алоиса. Монах Евстахий в своей книге рассказывает,