Page 110 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 110
что когда св. Алоис услышал, как один человек с шумом выпустил газы, он ударился в слёзы,
и только молитва его успокоила.
Такие типы на людях страшно негодуют, но с огромным удовольствием ходят по
общественным уборным и читают непристойные надписи на стенках.
Употребив в своей книге несколько сильных выражений, я просто запечатлел то, как
разговаривают между собой люди в действительности.
Нельзя требовать от трактирщика Паливца, чтобы он выражался так же
изысканно, как госпожа Лаудова, доктор Гут, госпожа Ольга Фастрова и ряд других лиц,
которые охотно превратили бы всю Чехословацкую республику в большой салон, по паркету
которого расхаживают люди во фраках и белых перчатках; разговаривают они на
изысканном языке и культивируют утончённую салонную мораль, а за ширмой этой морали
салонные львы предаются самому гадкому и противоестественному разврату.
* * *
Пользуюсь случаем сообщить здесь, что трактирщик Паливец жив. Он переждал
войну в тюрьме и остался таким же, каким был во время приключения с портретом
императора Франца-Иосифа.
Прочитав о себе в моей книжке, он навестил меня и потом купил больше двадцати
экземпляров первого выпуска, роздал их своим знакомым и таким образом содействовал
распространению этой книги.
Ему доставило громадное удовольствие всё, что я о нём написал, выставив его как
всем известного грубияна. «Меня уже никто не переделает, — сказал он мне. — Я всю
жизнь выражался грубо и говорил то, что думал, и впредь так буду говорить. Я и не
подумаю затыкать себе глотку из-за какой-то ослицы. Нынче я стал знаменитым».
Его уважение к себе возросло. Его слава зиждется на нескольких сильных выражениях.
Это его вполне удовлетворяет. Если бы, предположим, точно и верно воспроизведя его
манеру говорить, я захотел бы тем самым поставить ему на вид, так, мол, выражаться не
следует (что, конечно, в мои намерения не входило), я безусловно оскорбил бы этого
порядочного человека.
Употребляя первые попавшиеся выражения, он, сам того не зная, просто и честно
выразил протест чеха против всякого рода низкопоклонства. Неуважение к императору и к
приличным выражениям было у него в крови.
* * *
Отто Кац тоже жив. Это подлинный портрет фельдкурата. После переворота он
забросил своё занятие, выступил из церкви и теперь служит доверенным на фабрике бронзы
и красок в Северной Чехии. Он написал мне длинное письмо, в котором угрожал, что
разделается со мной. Дело в том, что одна немецкая газета поместила перевод главы, в
которой он изображён таким, каким выглядел в действительности. Я зашёл к нему, и всё
кончилось прекрасно. К двум часам ночи он не мог уже стоять на ногах, но без устали
проповедовал и в конце концов заявил: «Эй вы, гипсовые головы! Я — Отто Кац,
фельдкурат!»
Много людей типа покойного Бретшнейдера, государственного сыщика старой
Австрии, и нынче рыскает по республике. Их чрезвычайно интересует, кто что говорит.
* * *
Не знаю, удастся ли мне этой книгой достичь того, к чему я стремился. Однажды я
слышал, как один ругал другого: «Ты глуп, как Швейк». Это свидетельствует о
противоположном. Однако если слово «Швейк» станет новым ругательством в пышном