Page 113 - Похождения бравого солдата Швейка

границу или в безнадёжно спившийся гарнизон в грязной галицийской дыре.
— Господин поручик, — спросил генерал, — в каком военном училище вы обучались?
— В пражском.
— Итак, вы обучались в военном училище и не знаете даже, что офицер является
ответственным за своего подчинённого? Недурно. Во-вторых, вы болтаете со своим
денщиком, словно с близким приятелем. Вы допускаете, чтобы он говорил, не будучи
спрошен. Ещё лучше! В-третьих, вы разрешаете ему оскорблять ваше начальство. Это лучше
всего! Из всего этого я делаю определённые выводы… Как ваша фамилия, господин
поручик?
— Лукаш.
— Какого полка?
— Я служил…
— Благодарю вас. Речь идёт не о том, где вы служили. Я желаю знать, где вы служите
теперь?
— В Девяносто первом пехотном полку, господин генерал-майор. Меня перевели…
— Вас перевели? И отлично сделали. Вам будет очень невредно вместе с Девяносто
первым полком в ближайшее время увидеть театр военных действий.
— Об этом уже есть решение, господин генерал-майор.
Тут генерал-майор прочитал лекцию о том, что в последнее время, по его
наблюдениям, офицеры стали разговаривать с подчинёнными в товарищеском тоне, что он
видит в этом опасный уклон в сторону развития разного рода демократических принципов.
Солдата следует держать в страхе, он должен дрожать перед своим начальником, бояться
его; офицеры должны держать солдат на расстоянии десяти шагов от себя и не позволять им
иметь собственные суждения и вообще думать. В этом-то и заключается трагическая ошибка
последних лет. Раньше нижние чины боялись офицеров как огня, а теперь… — Генерал-
майор безнадёжно махнул рукой. — Теперь большинство офицеров нянчатся со своими
солдатами, вот что.
Генерал-майор опять взял газету и углубился в чтение.
Поручик Лукаш, бледный, вышел в коридор, чтобы рассчитаться со Швейком. Тот
стоял у окна с таким блаженным и довольным выражением лица, какое бывает только у
четырёхнедельного младенца, который досыта насосался и сладко спит.
Поручик остановился и кивком головы указал Швейку на пустое купе. Затем сам вошёл
вслед за Швейком и запер за собою дверь.
— Швейк, — сказал он торжественно, — наконец-то пришёл момент, когда вы
получите от меня пару оплеух, каких ещё свет не видывал! Как вы смели приставать к этому
плешивому господину! Знаете, кто он? Это генерал-майор фон Шварцбург!
Швейк принял вид мученика.
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, у меня никогда и в мыслях не было
кого-нибудь обидеть, ни о каком генерал-майоре я и понятия не имел. А он и вправду —
вылитый пан Пуркрабек, агент из банка «Славия»! Тот ходил в наш трактир, и однажды,
когда он уснул за столом, какой-то доброжелатель написал на его плеши чернильным
карандашом: «Настоящим позволяем себе предложить вам, согласно прилагаемому тарифу
№ 111 с, свои услуги по накоплению средств на приданое и по страхованию жизни на
предмет обеспечения ваших детей». Ну все, понятно, ушли, а я с ним остался один на один.
Известное дело, мне всегда не везёт. Когда он проснулся и посмотрел в зеркало, то
разозлился и подумал, что это я написал, и тоже хотел мне дать пару оплеух.
Слово «тоже» слетело с уст Швейка так трогательно и с таким мягким укором, что у
поручика опустилась рука.
Швейк продолжал:
— Из-за такой пустяковой ошибки этому господину не стоило волноваться. Ему
действительно полагается иметь от шестидесяти до семидесяти тысяч волос — так было
сказано в статье «Что должно быть у нормального человека». Мне никогда не приходило в