Page 124 - Похождения бравого солдата Швейка

— Идёт, дескать, в Будейовицы, в полк. Это из Табора-то! А сам, шаромыжник, сперва
в Гораждевице, а оттуда только в Писек. Да ведь это кругосветное путешествие!
Швейк шёл всю ночь напролёт и только возле Путима нашёл в поле стог. Он отгрёб
себе соломы и вдруг над самой своей головой услышал голос:
— Какого полка? Куда бог несёт?
— Девяносто первого, иду в Будейовицы.
— А чего ты там не видал?
— У меня там обер-лейтенант.
Было слышно, что рядом засмеялись, и не один человек, а трое.
Когда смех стих, Швейк спросил, какого они полка. Оказалось, что двое Тридцать
пятого, а один, артиллерист, тоже из Будейовиц. Ребята из Тридцать пятого удрали из
маршевого батальона перед отправкой на фронт, около месяца тому назад, а артиллерист в
бегах с самой мобилизации. Сам он был крестьянин из Путима, и стог принадлежал ему. Он
всегда ночевал здесь, а вчера нашёл в лесу тех двоих и взял их к себе.
Все трое рассчитывали, что война через месяц-два кончится. Они были уверены, что
русские уже прошли Будапешт и занимают Моравию. В Путиме все об этом говорили. Завтра
утром перед рассветом мать артиллериста принесёт поесть, а потом ребята из Тридцать
пятого тронутся в путь на Страконице, у одного из них там тётка, а у тётки есть в горах за
Сушицей знакомый, а у знакомого — лесопилка, где можно спрятаться.
— Эй ты, из Девяносто первого, если хочешь, идём с нами, — предложили они
Швейку. — На… ты на своего обер-лейтенанта.
— Нет, это так просто не делается, — ответил Швейк и зарылся глубоко в солому.
Когда он проснулся, никого уже не было. Кто-то (очевидно, артиллерист) положил к
ногам Швейка краюху хлеба на дорогу.
Швейк пошёл лесами. Недалеко от Штекна он повстречался со старым бродягой,
который приветствовал его как старого приятеля глотком водки.
— В этой одёже не ходи. Как бы тебя твоя обмундировка не подвела, — поучал бродяга
Швейка. — Нынче повсюду полно жандармов, и побираться в таком виде не годится. Нас
теперь жандармы не ловят, теперь взялись за вашего брата. Вас только и ищут, — повторил
он с такой уверенностью, что Швейк решил лучше не заикаться о Девяносто первом полке.
Пусть принимает его за кого хочет. Зачем разрушать иллюзию славному старику?
— Куда теперь метишь? — спросил бродяга немного погодя, когда оба закурили
трубки и, не торопясь, огибали деревню.
— В Будейовицы.
— Царица небесная! — испугался нищий. — Да тебя там в один момент сгребут. И
дыхнуть не успеешь. Штатскую одёжу тебе надо, да порванее. Придётся тебе сделаться
хромым… Ну да не бойся: пойдём через Страконице, Волынь и Дуб, и никакой чёрт нам не
помешает раздобыть штатскую одежонку. В Страконицах много ещё честных дураков,
которые, случается, не запирают на ночь дверей, а днём там вообще никто не запирает.
Пойдёшь к мужичку поболтать — вот тебе и штатская одёжа. Да много ли тебе нужно?
Сапоги есть… Так, что-нибудь только на себя накинуть. Шинель старая?
— Старая.
— Ну, её можно оставить. В деревнях ходят в шинелях. Нужно ещё штаны да
пиджачишко. Когда раздобудем штатскую одёжу, твои штаны и гимнастёрку можно будет
продать еврею Герману в Воднянах. Он скупает казённые вещи, а потом продаёт их по
деревням… Сегодня пойдём в Страконице. Отсюда часа четыре ходу до старой
шварценбергской овчарни, — развивал он свой план. — Там у меня пастух знакомый —
старик один. Переночуем у него, а утром тронемся в Страконице и свистнем где-нибудь
штатское.
В овчарне Швейк познакомился с симпатичным старичком, который помнил ещё
рассказы своего деда о французских походах. Пастух был на двадцать лет старше старого
бродяги и поэтому называл его, как и Швейка, «паренёк».