Page 125 - Похождения бравого солдата Швейка

— Так-то, ребята, — стал рассказывать дед, когда все уселись вокруг печки, в которой
варилась картошка в мундире. — В те поры дед мой, как вот твой солдат, тоже дезертировал.
Но в Воднянах его поймали да так высекли, что с задницы только клочья летели. Ему ещё
повезло. А вот сын Яреша, дед старого Яреша, сторожа рыбного садка из Ражиц, что около
Противина, был расстрелян в Писеке за побег, а перед расстрелом прогнали его сквозь строй
и вкатили шестьсот ударов палками, так что смерть была ему только облегчением и
искуплением. А ты когда удрал? — обратился он со слезами на глазах к Швейку.
— После мобилизации, когда нас отвели в казармы, — ответил Швейк, поняв, что честь
мундира перед старым пастухом ронять нельзя.
— Перелез через стену, что ли? — с любопытством спросил пастух, очевидно
вспоминая рассказ своего деда, как тог лазил через казарменные стены.
— Иначе нельзя было, дедушка.
— Стража была сильная? И стреляла небось?
— Стреляла, дедушка.
— А куда теперь направляешься?
— Вот с ума спятил! Тянет его в Будейовицы, и всё тут, — ответил за Швейка
бродяга. — Ясно, человек молодой, без ума, без разума, так и лезет на рожон. Придётся мне
его взять в учение. Свистнем какую ни на есть одежонку, а там всё пойдёт как по маслу! До
весны как-нибудь прошатаемся, а весной наймёмся к крестьянам работать. В этом году люди
нужны будут. Голод. Говорят, всех бродяг сгонят на полевые работы. Я думаю, лучше пойти
добровольно. Людей, говорят, теперь мало будет. Перебьют всех.
— Думаешь, в этом году не кончится? — спросил пастух. — Твоя правда, парень.
Долгие войны уже бывали. Наполеоновская, потом, как нам рассказывали, шведские войны,
семилетние войны. И люди сами эти войны заслужили. И поделом: господь бог не мог
больше видеть того, как все возгордились. Уж баранина стала им не по вкусу, уж и её, вишь
ли, не хотели жрать! Прежде ко мне чуть ли не толпами ходили, чтобы я им из-под полы
продал барашка, а последние годы подавай им только свинину да птицу, да всё на масле да
на сале. Вот бог-то и прогневался на гордыню ихнюю непомерную. А вот когда опять будуть
варить лебеду, как в наполеоновскую войну, они придут в разум. А наши бары — так те
прямо с жиру бесятся. Старый князь Шварценберг ездил только в шарабане, а молодой князь,
сопляк, всё кругом своим автомобилем провонял. Погоди, господь бог ужо намажет тебе
харю бензином.
В горшке с картошкой булькала вода. Старый пастух, помолчав, пророчески изрёк:
— А войну эту не выиграет наш государь император. Какой у народа может быть
военный дух, когда государь не короновался, как говорит учитель из Стракониц. Пусть
теперь втирает очки кому хочет. Уж если ты, старая каналья, обещал короноваться, то держи
слово!
— Может быть, он это теперь как-нибудь обстряпает? — заметил бродяга.
— Теперь, паренёк, всем и каждому на это начхать, — разгорячился пастух, —
посмотри на мужиков, когда сойдутся внизу, в Скочицах. У любого кто-нибудь да на войне.
Ты бы послушал, как они говорят! После войны, дескать, наступит свобода, не будет ни
императорских дворов, ни самих императоров, и у князей отберут имения. Тамошнего
Коржинку за такие речи уже сгребли жандармы: не подстрекай, дескать. Да что там! Нынче
жандармы что хотят, то и делают.
— Да и раньше так было, — сказал бродяга. — Помню, в Кладно служил жандармский
ротмистр Роттер. Загорелось ему разводить этих, как их там, полицейских собак, волчьей
породы, которые всё вам могут выследить, когда их обучат. И развёл он этих самых собачьих
воспитанников полну задницу. Специально для собак выстроил домик; жили они там, что
графские дети. Да, и придумал ротмистр обучать их на нас, бедных странниках. Ну, дал
приказ по всей Кладненской округе, чтобы жандармы сгоняли бродяг и отправляли их прямо
к нему. Узнав об этом, пустился я из Лан наутёк, забираю поглубже лесом, да куда там! До
рощи, куда метил, не дошёл, как уж меня сграбастали и повели к господину ротмистру.