Page 205 - Похождения бравого солдата Швейка

яблочный рулет?
— Я…
— Нечего врать. Ты его сожрал! Последнее слово поручик произнёс так строго и таким
устрашающим тоном, что Балоун невольно отступил на два шага.
— Я справлялся в кухне, что у нас сегодня было на обед. Был суп с фрикадельками из
печёнки. Куда ты девал фрикадельки? Повытаскивал их по дороге? Ясно как день. Затем
была варёная говядина с огурцом. А с ней что ты сделал? Тоже сожрал. Два куска
франкфуртского жаркого, а ты принёс только полкусочка! Ну? Два куска яблочного рулета.
Куда они делись? Нажрался, паршивая, грязная свинья! Отвечай, куда дел яблочный рулет?
Может, в грязь уронил? Ну, мерзавец! Покажи мне, где эта грязь. Ах, туда, как будто её
звали, прибежала собака, нашла этот кусок и унесла?! Боже ты мой, Иисусе Христе! Я так
набью тебе морду, что её разнесёт, как бочку! Эта грязная свинья осмеливается ещё врать!
Знаешь, кто тебя видел? Старший писарь Ванек. Он сам пришёл ко мне и говорит:
«Осмелюсь доложить, господин поручик, этот сукин сын, Балоун, жрёт ваш обед. Смотрю я
в окно, а он напихивает за обе щеки, будто целую неделю ничего не ел». Послушайте,
старший писарь, неужто вы не могли найти для меня большей скотины, чем этот молодчик?
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, из всей нашей маршевой роты
Балоун показался мне самым порядочным солдатом. Это такая дубина, что до сих пор не
может запомнить ни одного ружейного приёма, и дай ему винтовку, так он ещё бед натворит.
На последней учебной стрельбе холостыми патронами он чуть-чуть не попал в глаз своему
соседу. Я полагал, что по крайней мере эту службу он сможет исполнять.
— Каждый день сжирать обед своего офицера! — воскликнул Лукаш. — Как будто ему
не хватает своей порции. Ну, теперь ты сыт, я полагаю?
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я всегда голоден. Если у кого
остаётся хлеб — я тут же вымениваю его на сигареты, и всё мне мало, такой уж я уродился.
Ну, думаю, теперь уж я сыт — ан нет! Минуту спустя у меня в животе снова начинает
урчать, будто и не ел вовсе, и, глядь, он, стерва, желудок то есть, опять даёт о себе знать.
Иногда думаю, что уж взаправду хватит, больше в меня уж не влезет, так нет тебе! Как
увижу, что кто-то ест, или почую соблазнительный запах, сразу в животе, точно его помелом
вымели, опять он начинает заявлять о своих правах. Я тут готов хоть гвозди глотать!
Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, я уж просил: нельзя ли мне получать
двойную порцию. По этой причине я был в Будейовицах у полкового врача, а тот вместо
двойной порции засадил меня на два дня в лазарет и прописал на целый день лишь чашку
чистого бульона. «Я, говорит, покажу тебе, каналье, как быть голодным. Попробуй приди
сюда ещё раз, так уйдёшь отсюда, как щепка». Я, господин обер-лейтенант, не только
вкусных вещей равнодушно не могу видеть, но и простые до того раздражают мой аппетит,
что слюнки текут. Осмелюсь почтительно просить вас, господин обер-лейтенант,
распорядитесь, чтобы мне выдавали двойную порцию. Если мяса не будет, то хотя бы гарнир
давали: картошку, кнедлики, немножко соуса, это ведь всегда остаётся.
— Довольно с меня твоих наглых выходок! — ответил поручик Лукаш. — Видали вы
когда-нибудь, старший писарь, более нахального солдата, чем этот балбес: сожрал обед, да
ещё хочет, чтобы ему выдавали двойную порцию. Этот обед ты запомнишь! Старший
писарь, — обратился он к Ванеку, — отведите его к капралу Вейденгоферу, пусть тот
покрепче привяжет его на дворе около кухни на два часа, когда будут раздавать гуляш. Пусть
привяжет повыше, чтобы он держался только на самых цыпочках и видел, как в котле
варится гуляш. Да устройте так, чтобы подлец этот был привязан, когда будут раздавать
гуляш, чтобы у него слюнки потекли, как у голодной суки, когда та околачивается у
колбасной. Скажите повару, пусть раздаст его порцию.
— Слушаюсь, господин обер-лейтенант. Идёмте, Балоун.
Когда они уже уходили, поручик задержал их в дверях и, глядя прямо в испуганное
лицо Балоуна, победоносно провозгласил:
— Ну что? Добился своего? Приятного аппетита! А если ещё раз проделаешь со мной