Page 233 - Похождения бравого солдата Швейка

Direktion Mulde, einzeln abfallen!» 172 А тут и началось! Со всех сторон, будто только этого и
ждали, начали по нас палить. Слева от полотна находилось кукурузное поле. Вот где был ад!
Мы на четвереньках поползли к долине, рюкзаки побросали на тех проклятых шпалах. Обер-
лейтенанта Мацека стукнуло по голове, он и рта не успел раскрыть. Прежде чем укрыться в
долине, мы многих потеряли убитыми и ранеными. Оставили мы их и бежали без оглядки,
пока не стемнело. Весь край ещё до нашего прихода был начисто разорён нашими
солдатами. Единственное, что мы увидели, — это разграбленный обоз. Наконец добрались
мы до станции, где нас ожидал новый приказ: сесть в поезд и ехать обратно к штабу, чего мы
не могли выполнить, так как весь штаб днём раньше попал в плен. Об этом нам было
известно ещё утром. И остались мы вроде как сироты, никто нас и знать не хотел.
Присоединили наш отряд к Семьдесят третьему полку, чтобы легче было отступать; это мы
проделали с величайшей радостью. Но, чтоб догнать Семьдесят третий полк, нам пришлось
целый день маршировать.

Никто его уже не слушал. Швейк с Ванеком играли в «долгий марьяж». Повар-
оккультист из офицерской кухни продолжал подробное письмо своей супруге, которая в его
отсутствие начала издавать новый теософский журнал. Балоун дремал на лавке, и
телефонисту Ходоунскому не оставалось ничего другого, как повторять: «Да, этого я не
забуду…»
Он поднялся и пошёл подглядывать в чужие карты.
— Ты бы мне хоть трубку разжёг, — дружески обратился Швейк к Ходоунскому, —
если уж поднялся, чтоб подглядывать в чужие карты. «Долгий марьяж» — вещь серьёзная,
серьёзнее, чем вся война и ваша проклятая авантюра на сербской границе. Я тут такую
глупость выкинул! Так и дал бы себе по морде. Не подождал с королём, а ко мне как раз
пришёл валет. Ну и балбес же я!
Между тем повар-оккультист закончил письмо и стал перечитывать его, явно
довольный тем, как он тонко всё сочинил, ловко обойдя военную цензуру:

«Дорогая жена!
Когда ты получишь это письмо, я уже несколько дней пробуду в поезде,
потому что мы уезжаем на фронт. Меня это не слишком радует, так как в поезде
придётся бить баклуши и я не смогу быть полезным, поскольку в нашей
офицерской кухне не готовят, а питание мы получаем на станциях. С каким
удовольствием я по дороге через Венгрию приготовил бы господам офицерам
сегединский гуляш! Но все мои надежды рухнули. Может, когда мы приедем в
Галицию, мне представится возможность приготовить настоящую галицийскую
«шоулю» — тушёного гуся с перловой кашей или рисом. Поверь, дорогая Геленка,
я всей душой стремлюсь, по мере сил и возможностей, скрасить господам
офицерам жизнь, полную забот и напряжённого труда. Меня откомандировали из
полка в маршевый батальон, о чём я уже давно мечтал, стремясь всею душою даже
на очень скромные средства поднять офицерскую полевую кухню на должную
высоту. Вспомни, дорогая Геленка, как ты, когда меня призвали, желала мне от
всей души попасть к хорошему начальству. Твоё пожелание исполнилось: мне не
только не приходится жаловаться, но наоборот. Все господа офицеры — наши
лучшие друзья, а по отношению ко мне — отцы родные. При первой же
возможности я сообщу тебе номер нашей полевой почты».

Это письмо явилось следствием того, что повар-оккультист вконец разозлил
полковника Шрёдера, который до сих пор ему покровительствовал. На прощальном ужине

172 Направление на ложбину, по одному! (нем.)