Page 298 - Похождения бравого солдата Швейка

были видны следы боёв, которые велись во время наступления русских, стремившихся
пробиться к долине Тисы. Далеко тянулись наспех вырытые окопы; там и сям виднелись
сожжённые крестьянские усадьбы, а рядом с ними — наскоро сколоченные домишки,
которые указывали, что хозяева вернулись.
К полудню поезд подошёл к станции Гуменне. Здесь явственно были видны следы боя.
Начались приготовления к обеду. Тут солдаты своими глазами увидели и убедились, как
жестоко после ухода русских обращаются власти с местным населением, которому русские
были близки по языку и религии.
На перроне, окружённая венгерскими жандармами, стояла группа арестованных
угрорусов. Среди них было несколько православных священников, учителей и крестьян из
разных округов. Руки у них были связаны за спиной верёвками, а сами они были попарно
привязаны друг к другу. Носы у большинства были разбиты, а на головах вздулись шишки,
которыми наградили их жандармы во время ареста.
Поодаль венгерский жандарм забавлялся с православным священником. Он привязал к
его левой ноге верёвку, другой конец которой держал в руке, и, угрожая прикладом,
заставлял несчастного танцевать чардаш. Время от времени жандарм дёргал верёвку, и
священник падал. Так как руки у него были связаны за спиной, он не мог встать и делал
отчаянные попытки перевернуться на спину, чтобы таким образом подняться. Жандарм
хохотал от души, до слёз. Когда священнику удавалось приподняться, жандарм снова дёргал
за верёвку, и бедняга снова валился на землю.
Конец этому развлечению положил жандармский офицер, который приказал до
прибытия поезда отвести арестованных на вокзал, в пустой сарай, чтобы никто не видел, как
их избивают.
Этот эпизод послужил поводом для крупного разговора в штабном вагоне, и, нужно
отдать справедливость, большинство офицеров осудило такую жестокость.
— Если они действительно предатели, — считал прапорщик Краус, — то их следует
повесить, но не истязать.
Подпоручик Дуб, наоборот, полностью одобрил подобное поведение. Он связал это с
сараевским покушением и объяснил всё тем, что венгерские жандармы со станции Гуменне
мстят за смерть эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги. Пытаясь как-то обосновать
своё утверждение, он заявил, что ещё до войны в июньском номере журнала
«Четырёхлистник», издаваемого Шимачеком, ему пришлось читать о покушении на
эрцгерцога. Там писали, что беспримерным сараевским злодеянием людям был нанесён удар
в самое сердце. Удар этот тем более жесток и болезнен, что преступление лишило жизни не
только представителя исполнительной власти государства, но также его верную и горячо
любимую супругу. Уничтожением этих двух жизней была разрушена счастливая, достойная
подражания семья, а их всеми любимые дети остались сиротами.
Поручик Лукаш проворчал про себя, что, вероятно, здесь, в Гуменне, жандармы тоже
получали «Четырехлистник» Шимачека с этой трогательной статьёй. Вообще всё на свете
вдруг показалось ему таким гнусным и отвратительным, что он почувствовал потребность
напиться и избавиться от мировой скорби.
Он вышел из вагона и пошёл искать Швейка.
— Послушайте, Швейк, — обратился он к нему, — вы не знаете, где бы раздобыть
бутылку коньяку? Мне что-то не по себе.
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, это от перемены климата. Возможно,
на поле сражения вам станет ещё хуже. Чем дальше человек удаляется от своей
первоначальной военной базы, тем тошнее ему становится. Страшницкий садовник Йозеф
Календа тоже как-то удалился от родного дома. Шёл он из Страшниц на Винограды и
остановился по дороге в трактире «У остановки». Сначала-то всё шло хорошо, а как пришёл
он к водокачке на Корунную улицу, как стал летать по всей Корунной из трактира в трактир
до самого костёла святой Людмилы, — вот тут-то силы его и покинули. Однако он не
испугался, так как в этот вечер побился об заклад в трактире «У ремиза» в Страшницах с