Page 306 - Похождения бравого солдата Швейка

корпуса, исполнявшие роль неприятеля, шли через Штирию и Западную Венгрию и
окружили наш Четвёртый корпус, расквартированный в Вене и в её окрестностях, где у нас
всюду построили крепости. Они нас обошли и подошли к мосту, который сапёры наводили с
правого берега Дуная. Мы готовились к наступлению, а к нам на помощь должны были
подойти войска с севера, а затем также с юга, от Осека. Тогда зачитывали приказ, что к нам
на помощь идёт Третий армейский корпус, чтобы, когда мы начнём наступление против
Второго армейского корпуса, нас не разбили между озером Балатон и Пресбургом. Да
напрасно! Мы уже должны были победить, но затрубили отбой — и выиграли те, с белыми
повязками.

Подпоручик Дуб не сказал ни слова и, качая головой, в растерянности ушёл, но тут же
опять вернулся от штабного вагона и крикнул Швейку:
— Запомните вы все! Придёт время, наплачетесь вы у меня!
На большее его не хватило, и он ушёл в штабной вагон, где капитан Сагнер как раз
допрашивал одного несчастного солдата двенадцатой роты, которого привёл фельдфебель
Стрнад. Солдат уже теперь принимал меры, чтобы обезопасить себя в окопах, и откуда-то со
станции притащил обитую жестью дверку свиного хлева.
Теперь он стоял, вытаращив со страху глаза, и оправдывался тем, что хотел взять с
собой дверку в качестве прикрытия от шрапнели, чтобы быть в безопасности.
Воспользовавшись случаем, подпоручик Дуб разразился проповедью о том, как должен
вести себя солдат, в чём состоят его обязанности по отношению к отечеству и монарху,
являющемуся верховным главнокомандующим и высшим военным повелителем. Если в
батальоне завелись подобные элементы, их следует искоренить, наказать и заключить в
тюрьму. Эта болтовня была настолько безвкусной, что капитан похлопал провинившегося по
плечу и сказал ему:
— Если у вас в мыслях не было ничего худого, то в дальнейшем не повторяйте этого.
Ведь это глупость. Дверку отнесите, откуда вы её взяли, и убирайтесь ко всем чертям!
Подпоручик Дуб закусил губу и решил, что только от него одного зависит спасение
дисциплины в батальоне. Поэтому он ещё раз обошёл территорию вокзала и около склада, на
котором большими буквами стояла надпись по-венгерски и по-немецки: «Курить
воспрещается», заметил какого-то солдата, сидевшего там и читавшего газету. Солдат так
прикрылся газетой, что погон не было видно. Дуб крикнул ему: «Habtacht!» Это был солдат
венгерского полка, стоявшего в Гуменне в резерве. Подпоручик Дуб его тряхнул, солдат-
венгр встал и не счёл даже нужным отдать честь. Он сунул газету в карман и пошёл по
направлению к шоссе. Подпоручик Дуб словно во сне последовал за ним: солдат-венгр
прибавил шагу, потом обернулся и издевательски поднял руки вверх, чтобы подпоручик ни
на минуту не усомнился в том, что он сразу определил его принадлежность к одному из
чешских полков. Затем венгр побежал и исчез среди близлежащих домов по другую сторону
шоссе.
Подпоручик Дуб в доказательство того, что он к этой сцене никакого отношения не
имеет, величественно вошёл в лавочку у дороги, в замешательстве указал на большую
катушку чёрных ниток, сунул её в карман, уплатил и вернулся в штабной вагон, приказав
батальонному ординарцу позвать своего денщика Кунерта. Передавая денщику нитки, Дуб
сказал: «Приходится мне самому обо всём заботиться! Я знаю, что вы забыли про нитки».
— Никак нет, господин лейтенант, у нас их целая дюжина.
— Ну-ка, покажите! Немедленно! Тут же принести катушки сюда! Думаете, я вам
верю?
Когда Кунерт вернулся с целой коробкой белых и чёрных катушек, подпоручик Дуб
сказал:
— Ты посмотри, братец, получше на те нитки, которые ты принёс, и на мою большую