Page 308 - Похождения бравого солдата Швейка

показался мне очень начитанным и таким одухотворённым… Ты сам-то откуда? Прямо из
Будейовиц? Хвалю, если кто-нибудь прямо откуда-нибудь. А где там живёшь? Под
аркадами? Это хорошо. Там, по крайней мере, летом прохладно. Семейный? Жена и трое
детей? Так ты счастливец, товарищ. Тебя, по крайней мере, есть кому оплакивать, как
говаривал в проповедях мой фельдкурат Кац. И это истинная правда, потому что в Бруке я
слышал речь одного полковника к запасным, которую он держал, отправляя их в Сербию.
Полковник сказал, что солдат, который оставляет дома семью и погибает на поле сражения,
порывает все семейные связи. У него это вышло так: «Когда он труп, он труп для земья,
земейная связь уже нет, он польше чем «ein Held» 274 за то, что сфой шизнь «hat geopfert» 275
за большой земья, за «Vaterland». 276 Ты живёшь на пятом этаже?
— На первом.
— Да, да, верно, я теперь вспомнил, что там, на площади в Будейовицах, нет ни одного
пятиэтажного дома. Ты уже уходишь? А-а! Твой офицер стоит у штабного вагона и смотрит
сюда. Если он тебя спросит, не говорил ли я о нём, ты безо всяких скажи, что говорил, и не
забудь передать, как хорошо я о нём отзывался. Ведь редко встретишь офицера, который бы
так по-дружески, так по-отечески относился к солдату, как он. Не забудь сообщить, что я
считаю его очень начитанным, и скажи также, что он очень интелликентный. И ещё
расскажи, что я учил тебя вести себя пристойно, по глазам угадывать его малейшие желания
и все их исполнять. Смотри не забудь!
Швейк влез в свой вагон, а Кунерт с нитками убрался в свою берлогу. Через четверть
часа батальон двинулся дальше, через сожжённые деревни, Брестов и Великий Радвань в
Новую Чабину. Видно было, что здесь шли упорные бои.
Склоны Карпат были изрыты окопами, тянувшимися из долины в долину вдоль
полотна железной дороги с новыми шпалами. По обеим сторонам дороги часто попадались
большие воронки от снарядов. Кое-где над речками, впадающими в Лаборец (дорога
проходила вдоль верховья Лаборца), видны были новые мосты и обгорелые устои старых.
Вся Медзилаборецкая долина была разрыта и разворочена, словно здесь работали
армии гигантских кротов. Шоссе за речкой было разбито и разворочено, поля вдоль него
истоптаны прокатившейся лавиной войск.
После частых и обильных ливней по краям воронок стали видны клочья австрийских
мундиров.
За Новой Чабиной на ветвях старой обгорелой сосны висел башмак австрийского
пехотинца с частью его голени.
Очевидно, здесь погулял артиллерийский огонь: деревья стояли оголённые, без
листьев, без хвои, без верхушек; хутора были разорены.
Поезд медленно шёл по свежей, наспех сделанной насыпи, так что весь батальон имел
возможность досконально ознакомиться с прелестями войны и, глядя на военные кладбища с
крестами, белевшими на равнинах и на склонах опустошённых холмов, медленно, но
успешно подготовить себя к бранной славе, которая увенчается забрызганной грязью
австрийской фуражкой, болтающейся на белом кресте.
Немцы с Кашперских гор, сидевшие в задних вагонах и ещё в Миловицах при въезде на
станцию галдевшие своё «Wann ich kumm, wann ich wieda kumm…», начиная от Гуменне
притихли, так как поняли, что многие из тех, чьи фуражки теперь болтаются на крестах, тоже
пели о том, как прекрасно будет, когда они вернутся и навсегда останутся дома со своей
милой.

274 Герой (нем.)

275 Пожертвовал (нем.)

276 Отечество (нем.)