Page 313 - Похождения бравого солдата Швейка

бестолковщине, делая намёки на то что, не будь германцев, восточная военная группа
совершенно потеряла бы голову.
Подпоручик Дуб попытался выступить в защиту бестолковщины австрийского штаба и
понёс околесицу о том, что здешний край был опустошён недавними боями и что
железнодорожный путь ещё не мог быть приведён в надлежащий порядок.
Все офицеры посмотрели на него с состраданием, словно желая сказать: «Этот
господин не виноват. Уж таким идиотом уродился». Не встречая возражений, подпоручик
Дуб распространялся о великолепном впечатлении, которое производит на него этот
разорённый край, свидетельствующий о том, как умеет бить железный кулак нашей армии.
Ему опять никто не ответил. И он повторил: «Да, безусловно, разумеется, русские отступали
здесь в страшной панике».
Капитан Сагнер про себя решил, что, когда они будут в окопах и положение станет
особенно опасным, он при первом же удобном случае пошлёт подпоручика Дуба за
проволочные заграждения в качестве офицера-разведчика для рекогносцировки
неприятельских позиций. А поручику Лукашу, высунувшемуся так же, как и он, из окна
вагона, шепнул сгоряча:
— Послал чёрт на нашу голову этих штатских! Чем образованнее, тем глупей.
Казалось, подпоручик Дуб никогда не замолчит. Он пересказывал офицерам всё, что
читал в газетах о карпатских боях и о борьбе за карпатские перевалы во время австро-
германского наступления на Сане.
Он рассказывал так, будто не только участвовал, но и сам руководил всеми
операциями.
Особенное отвращение вызывали его изречения, вроде «Потом мы двинулись на
Буковско, чтобы обеспечить за собой линию Буковско — Дынув, поддерживая связь с
бардеевской группой у Большой Полянки, где мы разбили самарскую дивизию неприятеля».
Поручик Лукаш не выдержал и вставил, прервав подпоручика Дуба «О чём ты, по-
видимому, ещё до войны говорил со своим окружным начальником?»
Подпоручик Дуб враждебно взглянул на поручика Лукаша и вышел из вагона.
Воинский поезд стоял на насыпи, а внизу, в нескольких метрах под откосом, лежали
разные предметы, брошенные русскими солдатами, которые, по-видимому, отступали по
этому рву. Тут валялись заржавленные чайники, горшки, патронташи. Здесь же среди
разнообразнейших предметов виднелись мотки колючей проволоки и снова окровавленные
полосы марлевых бинтов и вата. В одном месте надо рвом стояла группа солдат, и
подпоручик Дуб тотчас заметил, что находящийся среди них Швейк что-то рассказывает.
Он отправился туда.
— Что случилось? — раздался строгий окрик подпоручика Дуба, который вырос прямо
перед Швейком.
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, — ответил за всех Швейк, — смотрим.
— На что смотрите? — крикнул подпоручик Дуб.
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, мы смотрим вниз, в ров.
— А кто вам разрешил это?
— Осмелюсь доложить, господин лейтенант, такова воля нашего господина полковника
Шрёдера из Брука. Когда мы отправлялись на фронт, он в своей прощальной речи велел нам,
когда будем проходить по местам боёв, сугубое внимание обращать на то, как развивалось
сражение, чтобы извлечь пользу для себя. И вот здесь, господин лейтенант, в этом рву, мы
видим, что солдату приходится бросать при отступлении. Осмелюсь доложить, господин
лейтенант, мы здесь поняли, как глупо, когда солдат тащит с собой всякие лишние вещи.
Этим он понапрасну отягощает себя. От этого понапрасну утомляется. Когда солдат тащит
на себе такую тяжесть, ему трудно воевать.
У подпоручика Дуба мелькнула надежда, что наконец-то он сможет предать Швейка
военно-полевому суду за предательскую антимилитаристскую пропаганду, а потому он
быстро спросил: