Page 344 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 344

У него была грыжа, а в казармах его заставляли вертеться на турнике, он этого не выдержал
               и умер в госпитале, как симулянт.
                     — Это поистине странно, Швейк, — сказал поручик Лукаш, — вы имеете обыкновение,
               как я вам уже много раз говорил, особым образом унижать офицерство.
                     — Нет  у меня такого обыкновения, — откровенно признался  Швейк. Я только хотел
               рассказать, господин обер-лейтенант, как раньше на военной службе люди  сами доводили
               себя до беды. Этот человек думал, что он образованнее господина обер-лейтенанта, и хотел
               Луной унизить его в глазах солдат. А когда он получил земную затрещину, все облегчённо
               вздохнули,  никому  это  не  было  неприятно,  наоборот,  всем  понравилось,  как  сострил
               господин  обер-лейтенант  с  этой  земной  затрещиной;  это  называется  спасти  положение.
               Нужно тут же, не сходя с места, что-нибудь придумать, и дело в шляпе. Несколько лет тому
               назад,  господин  обер-лейтенант,  в  Праге,  напротив  кармелитского  монастыря,  была  лавка
               пана  Енома.  Он  торговал  кроликами  и  другой  птицей.  Этот  пан  Еном  стал  ухаживать  за
               дочерью  переплётчика  Билека.  Пану  Билеку  это  не  нравилось,  и  он  публично  заявил  в
               трактире, что, если пан Еном придёт просить руки его дочери, он так спустит его с лестницы,
               что весь мир ахнет. Пан Еном напился и всё же пошёл к пану Билеку, встретившему его в
               передней с большим ножом, которым он обрезал книги и который выглядел как нож, каким
               вскрывают  лягушек.  Билек  заорал  на  пана  Енома, —  чего,  мол,  ему  здесь  надо.  Тут
               милейший пан Еном так оглушительно пукнул, что маятник у стенных часов остановился.
               Пан Билек расхохотался, подал пану Еному руку и сказал:  «Милости  прошу, войдите, пан
               Еном; присядьте, пожалуйста, надеюсь, вы не накакали в штаны? Ведь я не такой уж злой
               человек. Правда, я хотел вас выбросить, но теперь вижу, — вы очень приятный человек и
               большой оригинал. Я переплётчик, прочёл много романов и рассказов, но ни в одной книге
               не написано, чтобы жених представлялся таким образом». Он смеялся до упаду, заявил, что
               ему кажется, будто они с самого рождения знакомы, словно родные братья. Он с радостью
               предложил гостю сигару, послал за пивом, за сардельками, позвал жену, представил ей его,
               рассказал со всеми подробностями об его визите. Та плюнула и ушла. Потом он позвал дочь
               и сообщил: «Этот господин при таких-то и таких-то обстоятельствах пришёл просить твоей
               руки». Дочь тут же расплакалась и заявила, что не знает такого и видеть его даже не хочет,
               так что обоим ничего не оставалось, как выпить пиво, съесть сардельки и разойтись. После
               этого пан Еном был опозорен в трактире, куда ходил Билек, и всюду, во всём квартале, его
               иначе не звали, как «засранец Еном». И все рассказывали друг другу, как он хотел спасти
               ситуацию.  Жизнь  человеческая  вообще  так  сложна,  что  жизнь  отдельного  человека,
               осмелюсь доложить, господин поручик, ни черта не стоит. Ещё до войны к нам в трактир «У
               чаши»  на  Боиште  ходили  полицейский,  старший вахмистр  пан  Губичка,  и  один  репортёр,
               который охотился за сломанными ногами, задавленными людьми, самоубийцами и печатал о
               них в газетах. Это был большой весельчак, в дежурной комнате полиции он бывал чаще, чем
               в  своей  редакции.  Однажды  он  напоил  старшего  вахмистра  Губичку,  поменялся  с  ним  в
               кухне одеждой, так что старший вахмистр был в штатском, а из пана репортёра получился
               старший вахмистр полиции. Он прикрыл только номер револьвера и отправился в Прагу на
               дозор.  На  Рессловой  улице,  за  бывшей  Сватовацлавской  тюрьмой,  глубокой  ночью  он
               встретил  пожилого  господина  в  цилиндре  и  шубе  под  руку  с  пожилой  дамой  в  меховом
               манто.  Оба  спешили  домой  и  не  разговаривали.  Он  бросился  к  ним  и  рявкнул  тому
               господину прямо в ухо: «Не орите так, или я вас отведу!» Представьте себе, господин обер-
               лейтенант, их испуг. Тщетно они объясняли, что, очевидно, здесь какое-то недоразумение,
               они возвращаются с банкета, который был дан у господина наместника. Экипаж довёз их до
               Национального театра, а теперь они хотят проветриться. Живут они недалеко, на Морани,
               сам  он  советник  из  канцелярии  наместника,  а  это  его  супруга.  «Вы  меня  не  дурачьте, —
               продолжал орать переодетый репортёр. — Вам тем более должно быть стыдно, если вы, как
               вы утверждаете, советник канцелярии генерал-губернатора, а ведёте себя как мальчишка. Я
               за  вами  уже  давно  наблюдаю,  я  видел,  как  вы  тростью  колотили  в железные шторы  всех
               магазинов, попадавшихся вам по дороге, и при этом ваша, как вы говорите, супруга помогала
   339   340   341   342   343   344   345   346   347   348   349