Page 368 - Похождения бравого солдата Швейка
P. 368

Но если бы кто-нибудь заглянул в решётчатое окошко камеры, где был заперт Швейк,
               то  он  увидел  бы,  что  под  русской  шинелью  спят  на  одной  койке  двое.  Из-под  шинели
               выглядывали  две  пары  сапог:  сапоги  со  шпорами  принадлежали  майору,  без  шпор  —
                Швейку.
                     Они лежали, прижавшись друг к другу, как два котёнка. Лапа Швейка покоилась под
               головой майора, а майор обнимал Швейка за талию, прижавшись к нему, как щенок к суке.
                     В этом не было ничего загадочного, а со стороны майора это было просто осознанием
               своего служебного долга.
                     Наверно, вам случалось сидеть с кем-нибудь  всю ночь напролёт. Бывало, наверно, и
               так:  вдруг  ваш  собутыльник  хватается  за  голову,  вскакивает  и  кричит:  «Иисус  Мария!  В
               восемь  часов  я  должен  был  быть  на  службе!»  Это  так  называемый  приступ  осознания
               служебного  долга,  который  наступает  у  человека  в  результате  расщепления  угрызений
               совести. Человека, охваченного этим благородным приступом, ничто не может отвратить от
               святого убеждения, что он должен немедленно наверстать упущенное по службе. Эти люди
               —  те  призраки  без  шляп,  которых  швейцары  учреждений  перехватывают  в  коридоре  и
               укладывают в своей берлоге на кушетку, чтобы они проспались.
                     Точно такой приступ был в эту ночь у майора.
                     Когда он проснулся в кресле, ему вдруг пришло в голову, что он должен немедленно
               допросить  Швейка.  Этот  приступ  осознания  служебного  долга  наступил  так  внезапно  и
               майор  подчинился  ему  с  такой  быстротой  и  решительностью,  что  никто  не  заметил  его
               исчезновения.
                     Зато  тем  сильнее  ощутили  присутствие  майора  в  караульном  помещении  военной
               тюрьмы. Он влетел туда как бомба.
                     Дежурный  фельдфебель  спал,  сидя  за  столом,  а  вокруг  него  в  самых  разнообразных
               позах дремали караульные.
                     Майор в фуражке набекрень разразился такой руганью, что солдаты как зевали, так и
               остались с разинутыми ртами; лица у всех перекосились. На майора с отчаянием и как бы
               кривляясь смотрел не отряд солдат, а стая оскалившихся обезьян.
                     Майор стучал кулаком по столу и кричал на фельдфебеля:
                     — Вы  нерадивый  мужик,  я  уже  тысячу  раз  повторял  вам,  что  ваши  люди  —  банда
               вонючих свиней. — Обращаясь к остолбеневшим солдатам, он орал: — Солдаты! Из ваших
               глаз прёт глупость, даже когда вы спите! А проснувшись, вы, мужичьё, корчите такие рожи,
               словно каждый из вас сожрал по вагону динамита.
                     После этого последовала длинная и обильная проповедь об обязанностях караульных и
               под  конец  требование  немедленно  отпереть  ему  камеру,  где  находится  Швейк;  он  хочет
               подвергнуть преступника новому допросу. Вот каким образом майор ночью попал к Швейку.
                     Он  пришёл  в  тюрьму,  когда  в  нём,  как  говорится,  всё  расползалось.  Последним
               взрывом был приказ выдать ключи от тюрьмы.
                     Фельдфебель  пришёл  в  отчаяние  от  требований  майора,  но,  помня  о  своих
               обязанностях, ключи выдать отказался, что неожиданно произвело на майора прекраснейшее
               впечатление.
                     — Вы банда вонючих свиней! — кричал он во дворе. — Если бы вы мне выдали ключи,
               я бы вам показал!
                     — Осмелюсь  доложить, —  ответил  фельдфебель, —  я  вынужден  запереть  вас  и  для
               вашей  безопасности  приставить  к  арестанту  караульного.  Если  вы  пожелаете  выйти,  то
               будьте любезны, господин майор, постучать в дверь.
                     — Ты  дурной, —  сказал  майор, —  павиан  ты,  верблюд!  Ты  думаешь,  что  я  боюсь
               какого-то  там  арестанта,  раз  собираешься  поставить  караульного,  когда  я  буду  его
               допрашивать? Чёрт вас побери! Заприте меня — и вон отсюда!
                     Керосиновая  лампа  с  прикрученным  фитилём,  сшившая  в  окошечке  над  дверью  в
               решётчатом фонаре, давала тусклый свет, и майор с трудом отыскал проснувшегося Швейка.
               Последний,  стоя  навытяжку  у  своих  нар,  терпеливо  выжидал,  чем,  собственно  говоря,
   363   364   365   366   367   368   369   370   371   372   373