Page 81 - Похождения бравого солдата Швейка

— Сто крон у меня найдётся, — сказал Швейк. — Могу вам одолжить.
— Давайте их сюда, — оживился фельдкурат. — Я их сейчас же отнесу Лукашу. Мне,
право, не хотелось бы с вами расстаться.
Лукаш был немало удивлён, снова увидев фельдкурата у себя.
— Пришёл заплатить тебе долг, — заявил фельдкурат с победоносным видом. —
Дайте-ка и мне карту.
— А ну-ка… — сказал он, когда пришла его очередь. — Всего очко перебрал, —
добавил он. — Ну, значит, играю, — сказал он, когда подошёл следующий круг. —
Покупаю! Стоп!
— Двадцать, — объявил банкомёт.
— А у меня девятнадцать, — произнёс фельдкурат тихо, внося в банк последние сорок
крон из сотни, которую одолжил ему Швейк, чтобы откупиться от нового рабства.
Возвращаясь домой, фельдкурат пришёл к убеждению, что всему конец, что Швейка
ничто не может спасти и что ему предопределено служить у поручика Лукаша.
И когда Швейк отворил ему дверь, фельдкурат сказал:
— Всё напрасно, Швейк. От судьбы не уйдёшь! Я проиграл и вас и ваши сто крон. Я
сделал всё, что только было в моих силах, но судьба сильнее меня. Она бросила вас в когти
поручика Лукаша… Пришла пора нам расстаться.
— А что, сорвали банк у вас или же вы на понте продули? — спокойно спросил
Швейк. — Плохо дело, когда карта не идёт, но ещё хуже, когда везёт чересчур… Жил в
Здеразе жестяник, по фамилии Вейвода, частенько игрывал в «марьяж» в трактире позади
«Столетнего кафе». Однажды чёрт его дёрнул предложить: «Не перекинуться ли нам в
„двадцать одно“ по пяти крейцеров?» Ну, сели играть. Метал банк он. Все проиграли, банк
вырос до десятки. Старик Вейвода хотел и другим дать разок выиграть и всё время
приговаривал: «Ну-ка, маленькая, плохонькая, сюда». Вы не можете себе представить, как
ему не везло: маленькая, плохонькая не шла, да и только. Банк рос, собралась там уже сотня.
Из игроков ни у кого столько не было, чтобы идти ва-банк, а Вейвода даже весь вспотел.
Только и было слышна: «Маленькая, плохонькая, сюда». Игроки ставили по пятёрке и всё
время проигрывали. Один трубочист так разошёлся, что сбегал домой за деньгами, и, когда в
банке было больше чем полторы сотни, пошёл ва-банк. Вейвода хотел избавиться от банка и,
как позже рассказывал, решил прикупать хоть до тридцати, чтобы только не выиграть, а
вместо этого сразу купил два туза. Он сделал вид, будто у него ничего нет, и нарочно
говорит: «Шестнадцать». А у трубочиста всего-навсего оказалось пятнадцать. Ну, разве это
не невезение! Несчастный старик Вейвода побледнел, вид у него был жалкий, а вокруг уже
стали поругиваться и перешёптываться, что, дескать, передёргивает и что его как-то раз уже
били за нечистую игру, хотя на самом деле это был самый честный игрок. В банк сыпались
крона за кроной. Там уже скопилось пятьсот крон. Тут и трактирщик не выдержал. У него
как раз были приготовлены деньги для уплаты пивоваренному заводу. Он их вынул, подсел к
столу, сперва проиграл два раза по сто крон, а потоп зажмурил глаза, перевернул стул на
счастье и заявил что идёт ва-банк. «Играем в открытую!» — сказал он. Старик Вейвода,
кажется, всё на свете отдал бы за то чтобы проиграть. Все удивились, когда ему пришла
семёрка и он оставил её себе. Трактирщик ухмыльнулся в бороду — у него было двадцать
одно. Старику Вейводе пришла вторая семёрка, и опять он её себе оставил «Теперь придёт
туз или десятка, — заметил со злорадством трактирщик. — Готов голову прозакладывать,
пан Вейвода, что вам пришёл капут». Все затаили дыхание. Вейвода тянет, и появляется…
третья семёрка. Трактирщик побледнел как полотно (это были его последние деньги) и ушёл
на кухню. Через минуту прибегает мальчонка, — он был у него в ученье, — кричит, чтобы
мы скорей сняли трактирщика: хозяин-де весит на оконной ручке. Вынули мы его из петли,
воскресили и сели играть дальше. Денег ни у кого уже не было — все деньги лежали в банке
у Вейводы. А Вейвода знай своё «маленькая, плохонькая, сюда», и счастлив бы всё спустить,
но должен был открывать карты и выкладывать их на стол не мог он смошенничать и
перебрать нарочно. Все просто обалдели от того, как ему везло. Уговорились: если не хватит