Page 86 - Похождения бравого солдата Швейка

Животных Лукаш любил чрезвычайно. У него была гарцкая канарейка, ангорская
кошка и пинчер. Денщики, которых он часто менял, обращались с этими животными не
лучше, чем поручик с ними самими, когда они учиняли ему какую-нибудь пакость.
Они морили голодом канарейку, один из денщиков выбил ангорской кошке глаз,
пинчера стегали, как только он попадался под руку, и, наконец, один из предшественников
Швейка отвёл бедного пса к живодёру на Панкрац, чтобы его там уничтожили, не пожалев на
это дело из своего кармана десять крон. А поручику он доложил, что пёс сбежал на прогулке.
На следующий день этот денщик уже маршировал с ротой на плацу.
Когда Швейк явился к Лукашу и заявил, что приступает к своим обязанностям, поручик
провёл его к себе в комнату и сказал:
— Вас рекомендовал мне господин фельдкурат Кац. Надеюсь, вы не осрамите его
рекомендацию. У меня была уже дюжина денщиков, и ни один из них не удержался.
Предупреждаю, я строг и беспощадно наказываю за каждую подлость и ложь. Я требую,
чтобы вы всегда говорили только правду и беспрекословно исполняли все мои приказания.
Если я скажу: «Прыгайте в огонь», то вы должны прыгнуть в огонь, даже если бы вам этого
не хотелось. Куда вы смотрите?
Швейк с интересом смотрел в сторону, на стену, где висела клетка с канарейкой.
Услышав вопрос поручика, он устремил на него свои добрые глаза и ответил милым,
добродушным тоном:
— Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, — это гарцкая канарейка.
Прервав таким образом речь поручика, Швейк вытянулся во фронт и не моргнув глазом
уставился на поручика.
Поручик хотел было сказать резкость, но, видя невинное выражение лица Швейка,
произнёс только:
— Господин фельдкурат аттестовал вас как редкого болвана. Думаю, он не ошибся.
— Осмелюсь доложить, господин фельдкурат взаправду не ошибся. Когда я был на
действительной, меня освободили от военной службы из-за идиотизма, общепризнанного
идиотизма. По этой причине отпустили из полка двоих: меня и ещё одного, капитана фон
Кауница. Тот, господин поручик, идя по улице, одновременно, извините за выражение,
ковырял пальцем левой руки в левой ноздре, а пальцем правой руки — в правой. На учении
он каждый раз строил нас, как для церемониального марша, и говорил: «Солдаты… э-э…
имейте в виду… э-э… что сегодня… среда, потому что… завтра будет четверг… э-э…»
Поручик Лукаш пожал плечами, не находя слов, и зашагал от двери к окну мимо
Швейка и обратно. При этом Швейк делал «равнение направо» и «равнение налево», —
смотря по тому, где находился поручик, — с таким невинным видом, что поручик потупил
глаза и, глядя на ковёр, сказал без всякой связи со швейковскими замечаниями о глупом
капитане:
— Да-с! Чтобы всегда у меня был порядок и чистота и не сметь лгать. Я люблю
честность. Ненавижу ложь и наказываю за неё немилосердно. Вы меня поняли?
— Так точно, господин обер-лейтенант, понял. Нет ничего хуже, когда человек лжёт.
Если уж начал кто завираться — знай, что он погиб. В деревне около Пелгржимова был
учитель по фамилии Марек. Этот учитель бегал за дочерью лесника Шперы. Лесник велел
ему передать, что если он будет встречаться с его дочкой, то он, лесник, как, значит, застанет
их, всадит ему из ружья в задницу заряд нарезанной щетины с солью. А учитель велел
передать леснику, что всё это враки. Но однажды, когда он поджидал свою барышню, лесник
его застал и уже хотел было проделать с ним эту самую операцию, да учитель отговорился:
он, дескать, только цветочки собирает. В другой раз учитель сказал леснику, что ловит жуков
для коллекции. Так он и врал — чем дальше, тем больше. Наконец со страху он присягнул,
что хотел только силки для зайцев расставить. Тут наш лесник его сгрёб и доставил
жандармам, а оттуда дело перешло в суд, и учитель чуть было не попал в тюрьму. А скажи
он голую правду, получил бы порцию щетины с солью всего-навсего; я держусь того мнения,
что лучше признаться, а если уж что натворил, — прийти и сказать: дескать, осмелюсь