Page 20 - Сказки об Италии
P. 20
пламя на многие века. Разве все пророки не были детьми и герои — слабыми? О, Джигангир,
огонь моих очей, может быть, тебе суждено было согреть землю, засеять ее счастьем — я
хорошо полил ее кровью, и она стала тучной!
Снова долго думал бич народов и сказал наконец:
— Я, раб божий Тимур, говорю что следует! Триста всадников отправятся сейчас же во
все концы земли моей, и пусть найдут они сына этой женщины, а она будет ждать здесь, и я
буду ждать вместе с нею, тот же, кто воротится с ребенком на седле своего коня, он будет
счастлив — говорит Тимур! Так, женщина?
Она откинула с лица черные волосы, улыбнулась ему и ответила, кивнув головой:
— Так, царь!
Тогда встал этот страшный старик и молча поклонился ей, а веселый поэт Кермани
говорил, как дитя, с большой радостью:
Что прекрасней песен о цветах и звездах?
Всякий тотчас скажет: песни о любви!
Что прекрасней солнца в ясный полдень мая?
И влюбленный скажет: та, кого люблю!
Ах, прекрасны звезды в небе полуночи — знаю!
И прекрасно солнце в ясный полдень лета — знаю!
Очи моей милой всех цветов прекрасней — знаю!
И ее улыбка ласковее солнца — знаю!
Но еще не спета песня всех прекрасней,
Песня о начале всех начал на свете,
Песнь о сердце мира, о волшебном сердце
Той, кого мы, люди, Матерью зовем!
И сказал Тимур-ленг своему поэту:
— Так, Кермани! Не ошибся бог, избрав твои уста для того, чтоб возвещать его
мудрость!
— Э! Бог сам — хороший поэт! — молвил пьяный Кермани.
А женщина улыбалась, и улыбались все цари и князья, военачальники и все другие
дети, глядя на нее — Мать!
Всё это — правда; все слова здесь — истина, об этом знают наши матери, спросите их,
и они скажут:
— Да, всё это вечная правда, мы — сильнее смерти, мы, которые непрерывно дарим
миру мудрецов, поэтов и героев, мы, кто сеет в нем всё, чем он славен!
X
Знойный день, тишина; жизнь застыла в светлом покое, небо ласково смотрит на землю
голубым ясным оком, солнце — огненный зрачок его.
Море гладко выковано из синего металла, пестрые лодки рыбаков неподвижны, точно
впаяны в полукруг залива, яркий, как небо. Пролетит чайка, лениво махая крыльями, — вода
покажет другую птицу, белее и красивее той, что в воздухе.
Мреет даль; там в тумане тихо плывет — или, раскален солнцем, тает — лиловый
остров, одинокая скала среди моря, ласковый самоцветный камень в кольце
Неаполитанского залива.
Изрезанный уступами каменистый берег спускается к морю, весь он кудрявый и
пышный в темной листве винограда, апельсиновых деревьев, лимонов и фиг, весь в тусклом
серебре листвы олив. Сквозь поток зелени, круто падающий в море, приветливо улыбаются
золотые, красные и белые цветы, а желтые и оранжевые плоды напоминают о звездах в
безлунную жаркую ночь, когда небо темно, воздух влажен.