Page 25 - Сказки об Италии

она шла по родной земле, густо насыщенной кровью, пролитой ее сыном: шла она медленно,
с великим трудом отрывая ноги от этой земли, кланяясь трупам защитников города,
брезгливо отталкивая ногою поломанное оружие, — матери ненавидят оружие нападения,
признавая только то, которым защищается жизнь.
Она как будто несла в руках под плащом чашу, полную влагой, и боялась расплескать
ее; удаляясь, она становилась всё меньше, а тем, что смотрели на нес со стены, казалось,
будто вместе с нею отходит от них уныние и безнадежность.
Видели, как она на полпути остановилась и, сбросив с головы капюшон плаща, долго
смотрела на город, а там, в лагере врагов, заметили ее, одну среди поля, и, не спеша,
осторожно, к ней приближались черные, как она, фигуры.
Подошли и спросили — кто она, куда идет?
— Ваш предводитель — мой сын, — сказала она, и ни один из солдат не усумнился в
этом. Шли рядом с нею, хвалебно говоря о том, как умен и храбр ее сын, она слушала их,
гордо подняв голову, и не удивлялась — ее сын таков и должен быть!
И вот она пред человеком, которого знала за девять месяцев до рождения его, пред тем,
кого она никогда не чувствовала вне своего сердца, — в шелке и бархате он пред нею, и
оружие его в драгоценных камнях. Всё — так, как должно быть; именно таким она видела
его много раз во сне — богатым, знаменитым и любимым.
— Мать! — говорил он, целуя ее руки. — Ты пришла ко мне, значит, ты поняла меня, и
завтра я возьму этот проклятый город!
— В котором ты родился, — напомнила она.
Опьяненный подвигами своими, обезумевший в жажде еще большей славы, он говорил
ей с дерзким жаром молодости:
— Я родился в мире и для мира, чтобы поразить его удивлением! Я щадил этот город
ради тебя — он как заноза в ноге моей и мешает мне так быстро идти к славе, как я хочу
этого. Но теперь — завтра — я разрушу гнездо упрямцев!
— Где каждый камень знает и помнит тебя ребенком, — сказала она.
— Камни — немы, если человек не заставит их говорить, — пусть горы заговорят обо
мне, вот чего я хочу!
— Но — люди? — спросила она.
— О да, я помню о них, мать! И они мне нужны, ибо только в памяти людей
бессмертны герои!
Она сказала:
— Герой — это тот, кто творит жизнь вопреки смерти, кто побеждает смерть…
— Нет! — возразил он. — Разрушающий так же славен, как и тот, кто созидает города.
Посмотри — мы не знаем, Эней или Ромул построили Рим, но — точно известно имя
Алариха и других героев, разрушавших этот город.
— Который пережил все имена, — напомнила мать.
Так говорил он с нею до заката солнца, она всё реже перебивала его безумные речи, и
всё ниже опускалась ее гордая голова.
Мать — творит, она — охраняет, и говорить при ней о разрушении значит говорить
против нее, а он не знал этого и отрицал смысл ее жизни.
Мать — всегда против смерти; рука, которая вводит смерть в жилища людей,
ненавистна и враждебна Матерям, — ее сын не видел этого, ослепленный холодным блеском
славы, убивающим сердце.
И он не знал, что Мать — зверь столь же умный, безжалостный, как и бесстрашный,
если дело идет о жизни, которую она, Мать, творит и охраняет.
Сидела она согнувшись, и сквозь открытое полотнище богатой палатки предводителя
ей был виден город, где она впервые испытала сладостную дрожь зачатия и мучительные
судороги рождения ребенка, который теперь хочет разрушать.
Багряные лучи солнца обливали стены и башни города кровью, зловеще блестели
стекла окон, весь город казался израненным, и через сотни ран лился красный сок жизни;