Page 173 - Вино из одуванчиков

На другое утро исчезли все гусеницы.
Еще накануне повсюду было полно крошечных черных и коричневых
мохнатых комочков, которые усердно взбирались по вздрагивающим под их
тяжестью былинкам и хлопотали на зеленых листках, — и вдруг все они
исчезли. Замерли миллиарды неслышных шагов, беззвучный топоток
гусениц, что неутомимо расхаживали по своему собственному миру. Том
всегда уверял, что отлично слышит этот редкостный звук, и теперь с
изумлением глядел на город, где нечего стало клюнуть ни одной голодной
птице. И цикады тоже умолкли.
А потом в тишине что-то шумно вздохнуло, зашуршало, и все поняли,
почему исчезли гусеницы и смолкли цикады.
Летний дождь.
Сначала — как легкое прикосновение. Потом сильнее, обильнее.
Застучал по тротуарам и крышам, как по клавишам огромного рояля.
А наверху, снова у себя в комнате, в постели, Дуглас, прохладный как
снег, повернул голову и открыл глаза, он увидел струящееся свежестью
небо, и пальцы его медленно-медленно потянулись к желтому

пятицентовому блокноту и желтому карандашу фирмы Тайкондерога…

Как всегда, когда кто-нибудь приезжает, поднялась суматоха. Где-то
гремели фанфары. Где-то в комнатах набралось полным-полно жильцов и
соседей, и все они пили чай. Приехала тетка по имени Роза, голос ее,
поистине трубный глас, перекрывал все остальные, и казалось, она
заполняет всю комнату, большая и жаркая, точно тепличная роза, недаром у
нее такое имя. Но что сейчас Дугласу вся эта суматоха и голос тетки! Он
только что пришел из своего флигеля, остановился за дверью кухни — и
тут-то бабушка, извинившись, вышла из шумной, крикливой, как курятник,
гостиной и углубилась в свои привычные владенья — пора было готовить
ужин. Она увидела за москитной сеткой Дугласа, впустила его, поцеловала

в лоб, отвела упавшую ему на глаза выцветшую прядь и вгляделась в лицо
— совсем ли прошел жар? Убедилась, что внук уже здоров, замурлыкала
песенку и принялась за работу.
Дугласу часто хотелось спросить: «Бабушка, наверно, здесь и
начинается мир?» Ясно, только в таком месте он и мог начаться. Конечно
же, центр мироздания — кухня, ведь все остальное вращается вокруг нее;
она-то и есть тот самый фундамент, на котором держится весь храм!
Он закрыл глаза, чтобы ничто не отвлекало, и глубоко втянул носом
воздух. Его обдавало то жаром адского пламени, то внезапной метелью