Page 30 - Вино из одуванчиков

Так вот оно что! Значит, это участь всех людей, каждый человек для

себя — один-единственный на свете. Один-единственный, сам по себе
среди великого множества других людей, и всегда боится. Вот как сейчас.
Ну закричишь, станешь звать на помощь — кому какое дело?
Тьма поглотит в одно мгновенье; одно чудовищное, леденящее
мгновенье — и все кончено. Еще задолго до рассвета, задолго до того, как
полицейские начнут прощупывать своими фонариками темную,
растревоженную тропинку и на ней зашуршит щебень под ногами людей,
которые в смятении кинутся на помощь. И даже если они сейчас только в
пятистах шагах от тебя, а уж наверно так оно и есть, темный прибой может
захлестнуть за три секунды и отнять у тебя все твои десять лет, и…
Жизнь — это одиночество. Внезапное открытие обрушилось на Тома
как сокрушительный удар, и он задрожал. Мама тоже одинока. В эту
минуту ей нечего надеяться ни на святость брака, ни на защиту любящей
семьи, ни на конституцию Соединенных Штатов, ни на полицию; ей не к
кому обратиться, кроме собственного сердца, а в сердце своем она найдет
лишь неодолимое отвращение и страх. В эту минуту перед каждым стоит
своя, только своя задача, и каждый должен сам ее решить. Ты совсем один,

пойми это раз и навсегда.
Том проглотил комок, застрявший в горле, и прижался к матери.
Господи, не дай ей умереть, молил он. Не делай нам ничего плохого. Папа
придет с собрания через час, и если дома никого не будет…
Мать двинулась по тропинке в дикую чащу.
— Мам, ты за Дуга не бойся, — дрожащим голосом сказал Том. — С
ним ничего не случилось. Ты за него не бойся, с ним ничего не случилось.
— Он всегда возвращается этим путем. — Голос матери звенел от
напряжения. — Я сто раз говорила ему — ходи другой дорогой, но эти
проклятые мальчишки все равно лезут напролом. Когда-нибудь он пойдет
туда и больше не вернется.
БОЛЬШЕ НЕ ВЕРНЕТСЯ. Это может означать что угодно. Бродяги.

Преступники. Тьма. Несчастный случай. А главное — смерть!
Один во всей вселенной.
На свете миллион таких городишек. И в каждом так же темно, так же
одиноко, каждый так же от всего отрешен, в каждом — свои ужасы и свои
тайны. Пронзительные, заунывные звуки скрипки — вот музыка этих
городишек без света, но со множеством теней. А какое необъятное,
непомерное одиночество! А неведомые овраги, что засасывают, как
трясина! Жизнь в этих городишках по ночам оборачивается леденящим
ужасом: разуму, семье, детям, счастью со всех сторон грозит чудище, имя