Page 33 - Вино из одуванчиков

за нее, только по-другому: оно вынашивало детей или входило впереди Лео

в каждую комнату чтобы неуловимо изменить там самый воздух под стать
настроению мужа. Казалось, она никогда не задумывается надолго; мысль
тотчас передавалась от ее головы плечам, пальцам и претворялась в
действие так незаметно и естественно, что Лео не смог бы, да и не хотел
изобразить это какими-либо чертежами.
— Эта Машина… — сказала она наконец. — Не нужна она нам.
— Да, — отозвался он, — но иногда нужно позаботиться и о других. Я
вот все думаю, что туда вставить? Кинокартины? Радиоприемники?
Стереоскопические очки? Если собрать все это вместе, всякий человек
пощупает, улыбнется и скажет: «Да, да, это и есть счастье».
Сочинить такую хитрую механику, думал он, что пускай у человека
промокли ноги, или ноет язва, или его мучает бессонница и он ворочается в
постели всю ночь напролет, и душу его грызут заботы, а все равно твоя
Машина даст ему счастье, как та магическая крупинка соли, что брошена в
океан и вечно рождает соль и обратила все море в соляной раствор. Кто не
расшибся бы в лепешку, лишь бы изобрести такую Машину? Пусть ему
ответит на этот вопрос целый мир, пусть ответит весь городок, пусть

ответит жена!
Лина смущенно молчала, сидя рядом с ним на качелях, и ее молчание
говорило яснее всяких слов.
Лео тоже умолк, запрокинул голову и слушал, как свищет ветер в
густой листве могучего вяза.
«Не забывай, — говорил он себе, — и этот шелест листьев тоже нужен
для твоей Машины».
Через минуту веранда опустела, пустые качели неподвижно повисли в
темноте.

Дедушка улыбнулся во сне.
Он почувствовал эту улыбку, удивился ей — и проснулся. Полежал

немного, прислушался к себе — и понял, откуда она взялась.
Ибо он услышал нечто гораздо более важное, нежели пение птиц или
шелест молодой листвы. Каждый год наступал день, когда он вот так
просыпался и ждал этого звука, который означал, что теперь-то уж лето
началось по-настоящему. Оно начиналось вот в такое утро, когда кто-
нибудь из домочадцев или гостей, племянник, сын или внук, выходил на
лужайку под его окном и металлические ножи и спицы, кружа и звеня по
душистой летней траве, прилежно обегали ее по краям — на север, на
восток, на юг, на запад, описывая все меньшие и меньшие квадраты.