Page 75 - Вино из одуванчиков

— Тут-то ты и ошибся! — И мистер Тридден щелкнул выключателем

аварийного генератора. — Поехали!
Трамвай дернулся, скользнул по рельсам и, оставив позади городские
окраины, покатился вниз, в долину; он то вылетал на душистые, залитые
солнцем лужайки, то нырял под тенистые деревья, где пахло грибами. Там
и сям колею пересекали ручейки, солнце просвечивало сквозь листву
деревьев, точно сквозь зеленое стекло. Вагон, тихонько бормоча что-то про
себя, скользил по лугам, усеянным дикими подсолнухами, мимо давно
заброшенных станций, усыпанных, словно конфетти, старыми
трамвайными билетами, и вслед за лесным ручьем устремлялся в летние
леса.
— Трамвай — он даже пахнет по-особенному, — говорил Дуглас. —
Ездил я в Чикаго на автобусах: у тех какой-то чудной запах.
— Трамвай чересчур медленно ходит, — сказал мистер Тридден. —
Вот они и хотят пустить по городу автобусы. И ребят в школу тоже станут
возить в автобусах.
Трамвай взвизгнул и остановился. Тридден достал сверху корзину с
провизией. Ребята восторженно завопили и вместе с ним потащили корзину

на траву, туда, где ручей впадал в молчаливое озеро; здесь некогда
поставили эстраду для оркестра, но теперь она совсем рассыпается в прах.
Они сидели на траве, уплетали сандвичи с ветчиной, свежую клубнику
и яркие, блестящие, точно восковые, апельсины, и Тридден рассказывал,
как много лет назад тут по вечерам на разукрашенной эстраде играл
оркестр: музыканты изо всех сил трубили в медные трубы, толстенький
дирижер, обливаясь потом, усердно размахивал палочкой; в высокой траве
гонялись друг за другом ребятишки и мелькали светлячки, а по дощатым
мосткам, постукивая каблуками, будто играя на ксилофоне, расхаживали
дамы в длинных платьях с высокими стоячими воротниками и мужчины в
таких тесных накрахмаленных воротничках, что того и гляди задохнутся.
Вот они, остатки этих мостков, только за долгие годы доски сгнили и

превратились в какое-то деревянное месиво… Озеро лежало молчаливое,
голубое и безмятежное, рыба медленно плескалась в блестящих камышах, а
вагоновожатый все говорил и говорил, и детям казалось, что они
перенеслись в какое-то иное время, и мистер Тридден стал вдруг на диво
молодой, а глаза у него горят, как голубые электрические лампочки. День
проплывал сонно, бестревожно, никто никуда не спешил, со всех сторон их
обступал лес, и даже солнце словно остановилось на одном месте, а голос
Триддена поднимался и падал, и стрекозы сновали в воздухе, рисуя золотые
невидимые узоры. Пчела забралась в цветок и жужжит, жужжит… Трамвай