Page 45 - Герой нашего времени

– Даже мой друг Грушницкий?
– А он ваш друг? – сказала она, показывая некоторое сомнение.
– Да.
– Он, конечно, не входит в разряд скучных…
– Но в разряд несчастных, – сказал я смеясь.
– Конечно! А вам смешно? Я б желала, чтоб вы были на его месте…
– Что ж? я был сам некогда юнкером, и, право, это самое лучшее время моей жизни!
– А разве он юнкер?.. – сказала она быстро и потом прибавила: – А я думала…
– Что вы думали?..
– Ничего!.. Кто эта дама?
Тут разговор переменил направление и к этому уж более не возвращался.
Вот мазурка кончилась, и мы распростились – до свидания. Дамы разъехались… Я
пошел ужинать и встретил Вернера.
– А-га! – сказал он, – так-то вы! А еще хотели не иначе знакомиться с княжной, как
спасши ее от верной смерти.
– Я сделал лучше, – отвечал я ему, – спас ее от обморока на бале!..
– Как это? Расскажите!..
– Нет, отгадайте, – о вы, отгадывающий все на свете!

23-го мая.
Около семи часов вечера я гулял на бульваре. Грушницкий, увидав меня издали,
подошел ко мне: какой-то смешной восторг блистал в его глазах. Он крепко пожал мне руку и
сказал трагическим голосом:
– Благодарю тебя, Печорин… Ты понимаешь меня?..
– Нет; но, во всяком случае, не стоит благодарности, – отвечал я, не имея точно на
совести никакого благодеяния.
– Как? а вчера? ты разве забыл?.. Мери мне все рассказала…
– А что? разве у вас уж нынче все общее? и благодарность?..
– Послушай, – сказал Грушницкий очень важно, – пожалуйста, не подшучивай над моей
любовью, если хочешь остаться моим приятелем… Видишь: я ее люблю до безумия… и я
думаю, я надеюсь, она также меня любит… У меня есть до тебя просьба: ты будешь нынче у
них вечером… обещай мне замечать все; я знаю, ты опытен в этих вещах, ты лучше меня
знаешь женщин… Женщины! женщины! кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам,
их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и
угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков… Вот хоть
княжна: вчера ее глаза пылали страстью, останавливаясь на мне, нынче они тусклы и
холодны…
– Это, может быть, следствие действия вод, – отвечал я.
– Ты во всем видишь худую сторону… матерьялист! – прибавил он презрительно. –
Впрочем, переменим материю, – и, довольный плохим каламбуром, он развеселился.
В девятом часу мы вместе пошли к княгине.
Проходя мимо окон Веры, я видел ее у окна. Мы кинули друг другу беглый взгляд. Она
вскоре после нас вошла в гостиную Лиговских. Княгиня меня ей представила как своей
родственнице. Пили чай; гостей было много; разговор был общий. Я старался понравиться
княгине, шутил, заставлял ее несколько раз смеяться от души; княжне также не раз хотелось
похохотать, но она удерживалась, чтоб не выйти из принятой роли; она находит, что томность
к ней идет, – и, может быть, не ошибается. Грушницкий, кажется, очень рад, что моя веселость
ее не заражает.
После чая все пошли в залу.
– Довольна ль ты моим послушанием, Вера? – сказал я, проходя мимо ее.
Она мне кинула взгляд, исполненный любви и благодарности. Я привык к этим взглядам;
но некогда они составляли мое блаженство. Княгиня усадила дочь за фортепьяно; все просили