Page 43 - Герой нашего времени

наскучит?.. Мать не обращает на это внимания, потому что он не жених. Вот логика матерей!
Я подметил два, три нежных взгляда, – надо этому положить конец.
Вчера у колодца в первый раз явилась Вера… Она, с тех пор как мы встретились в гроте,
не выходила из дома. Мы в одно время опустили стаканы, и, наклонясь, она мне сказала
шепотом:
– Ты не хочешь познакомиться с Лиговскими?.. Мы только там можем видеться…
Упрек! скучно! Но я его заслужил…
Кстати: завтра бал по подписке в зале ресторации, и я буду танцевать с княжной мазурку.

22-го мая.
Зала ресторации превратилась в залу Благородного собрания. В девять часов все
съехались. Княгиня с дочерью явилась из последних; многие дамы посмотрели на нее с
завистью и недоброжелательством, потому что княжна Мери одевается со вкусом. Те, которые
почитают себя здешними аристократками, утаив зависть, примкнулись к ней. Как быть? Где
есть общество женщин – там сейчас явится высший и низший круг. Под окном, в толпе народа,
стоял Грушницкий, прижав лицо к стеклу и не спуская глаз с своей богини; она, проходя мимо,
едва приметно кивнула ему головой. Он просиял, как солнце… Танцы начались польским;
потом заиграли вальс. Шпоры зазвенели, фалды поднялись и закружились.
Я стоял сзади одной толстой дамы, осененной розовыми перьями; пышность ее платья
напоминала времена фижм, а пестрота ее негладкой кожи – счастливую эпоху мушек из
черной тафты. Самая большая бородавка на ее шее прикрыта была фермуаром. Она говорила
своему кавалеру, драгунскому капитану:
– Эта княжна Лиговская пренесносная девчонка! Вообразите, толкнула меня и не
извинилась, да еще обернулась и посмотрела на меня в лорнет… C’est impayable!.. [ 24 ] И чем
она гордится? Уж ее надо бы проучить…
– За этим дело не станет! – отвечал услужливый капитан и отправился в другую комнату.
Я тотчас подошел к княжне, приглашая ее вальсировать, пользуясь свободой здешних
обычаев, позволяющих танцевать с незнакомыми дамами.
Она едва могла принудить себя не улыбнуться и скрыть свое торжество; ей удалось,
однако, довольно скоро принять совершенно равнодушный и даже строгий вид: она небрежно
опустила руку на мое плечо, наклонила слегка головку набок, и мы пустились. Я не знаю талии
более сладострастной и гибкой! Ее свежее дыхание касалось моего лица; иногда локон,
отделившийся в вихре вальса от своих товарищей, скользил по горящей щеке моей… Я сделал
три тура. (Она вальсирует удивительно хорошо). Она запыхалась, глаза ее помутились,
полураскрытые губки едва могли прошептать необходимое: «Merci, monsieur» [ 25 ].
После нескольких минут молчания я сказал ей, приняв самый покорный вид:
– Я слышал, княжна, что, будучи вам вовсе незнаком, я имел уже несчастье заслужить
вашу немилость… что вы меня нашли дерзким… неужели это правда?
– И вам бы хотелось теперь меня утвердить в этом мнении? – отвечала она с
иронической гримаской, которая, впрочем, очень идет к ее подвижной физиономии.
– Если я имел дерзость вас чем-нибудь оскорбить, то позвольте мне иметь еще большую
дерзость просить у вас прощения… И, право, я бы очень желал доказать вам, что вы насчет
меня ошибались…
– Вам это будет довольно трудно…
– Отчего же?
– Оттого, что вы у нас не бываете, а эти балы, вероятно, не часто будут повторяться.
«Это значит, – подумал я, – что их двери для меня навеки закрыты».

24 Это презабавно!.. (франц.)

25 Благодарю вас, сударь (франц.).