Page 42 - Герой нашего времени
P. 42

– Mon  Dieu,  un  Circassien!..  [ 22 ]  –  вскрикнула  княжна  в  ужасе.  Чтоб  ее  совершенно
               разуверить, я отвечал по-французски, слегка наклонясь:
                     – Ne craignez rien, madame, – je ne suis pas plus dangereux que votre cavalier [ 23 ].
                     Она смутилась, – но отчего? от своей ошибки или оттого, что мой ответ ей показался
               дерзким? Я желал бы, чтоб последнее мое предположение было справедливо. Грушницкий
               бросил на меня недовольный взгляд.
                     Поздно вечером, то есть часов в одиннадцать, я пошел гулять по липовой аллее бульвара.
               Город спал, только в некоторых окнах мелькали огни. С трех сторон чернели гребни утесов,
               отрасли  Машука,  на  вершине  которого  лежало  зловещее  облачко;  месяц  подымался  на
               востоке; вдали серебряной бахромой сверкали снеговые горы. Оклики часовых перемежались
               с  шумом горячих  ключей,  спущенных  на  ночь.  Порою  звучный  топот  коня  раздавался  по
               улице, сопровождаемый скрыпом нагайской арбы и заунывным татарским припевом. Я сел на
               скамью  и  задумался…  Я  чувствовал  необходимость  излить  свои  мысли  в  дружеском
               разговоре… но с кем? «Что делает теперь Вера?» – думал я… Я бы дорого дал, чтоб в эту
               минуту пожать ее руку.
                     Вдруг слышу быстрые и неровные шаги… Верно, Грушницкий… Так и есть!
                     – Откуда?
                     – От княгини Лиговской, – сказал он очень важно. – Как Мери поет!..
                     – Знаешь ли что? – сказал я ему, – я пари держу, что она не знает, что ты юнкер; она
               думает, что ты разжалованный…
                     – Может быть! Какое мне дело!.. – сказал он рассеянно.
                     – Нет, я только так это говорю…
                     – А знаешь ли, что ты нынче ее ужасно рассердил? Она нашла, что это неслыханная
               дерзость; я насилу мог ее уверить, что ты так хорошо воспитан и так хорошо знаешь свет, что
               не мог иметь намерение ее оскорбить; она говорит, что у тебя наглый взгляд, что ты, верно, о
               себе самого высокого мнения.
                     – Она не ошибается… А ты не хочешь ли за нее вступиться?
                     – Мне жаль, что не имею еще этого права…
                     – О-го! – подумал я, – у него, видно, есть уже надежды…
                     – Впрочем,  для  тебя  же  хуже, –  продолжал  Грушницкий, –  теперь  тебе  трудно
               познакомиться с ними, – а жаль! это один из самых приятных домов, какие я только знаю...
                     Я внутренно улыбнулся.
                     – Самый приятный дом для меня теперь мой, – сказал я, зевая, и встал, чтоб идти.
                     – Однако признайся, ты раскаиваешься?..
                     – Какой вздор! если я захочу, то завтра же буду вечером у княгини…
                     – Посмотрим...
                     – Даже, чтоб тебе сделать удовольствие, стану волочиться за княжной…
                     – Да, если она захочет говорить с тобой…
                     – Я подожду только той минуты, когда твой разговор ей наскучит… Прощай!..
                     – А  я  пойду  шататься, –  я  ни  за  что  теперь  не  засну…  Послушай,  пойдем  лучше  в
               ресторацию, там игра… мне нужны нынче сильные ощущения…
                     – Желаю тебе проиграться…
                     Я пошел домой.

                     21-го мая .
                     Прошла почти неделя, а я еще не познакомился с Лиговскими. Жду удобного случая.
               Грушницкий, как тень, следует за княжной везде; их разговоры бесконечны: когда же он ей


                 22   Боже мой, черкес!.. (франц.)

                 23   Не бойтесь, сударыня, – я не более опасен, чем ваш кавалер (франц.).
   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47