Page 57 - Герой нашего времени

Драгунский капитан, разгоряченный вином, ударил по столу кулаком, требуя внимания.
– Господа! – сказал он, – это ни на что не похоже. Печорина надо проучить! Эти
петербургские слетки всегда зазнаются, пока их не ударишь по носу! Он думает, что он только
один и жил в свете, оттого что носит всегда чистые перчатки и вычищенные сапоги.
– И что за надменная улыбка! А я уверен между тем, что он трус, – да, трус!
– Я думаю тоже, – сказал Грушницкий. – Он любит отшучиваться. Я раз ему таких вещей
наговорил, что другой бы меня изрубил на месте, а Печорин все обратил в смешную сторону.
Я, разумеется, его не вызвал, потому что это было его дело; да не хотел и связываться…
– Грушницкий на него зол за то, что он отбил у него княжну, – сказал кто-то.
– Вот еще что вздумали! Я, правда, немножко волочился за княжной, да и тотчас отстал,
потому что не хочу жениться, а компрометировать девушку не в моих правилах.
– Да я вас уверяю, что он первейший трус, то есть Печорин, а не Грушницкий, – о,
Грушницкий молодец, и притом он мой истинный друг! – сказал опять драгунский капитан. –
Господа! никто здесь его не защищает? Никто? тем лучше! Хотите испытать его храбрость?
Это нас позабавит…
– Хотим; только как?
– А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит – ему первая роль! Он
придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то и
штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это – вызов, приготовления, условия – будет как
можно торжественнее и ужаснее, – я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный
друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам
отвечаю, что Печорин струсит – на шести шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли,
господа?
– Славно придумано! согласны! почему же нет? – раздалось со всех сторон.
– А ты, Грушницкий?
Я с трепетом ждал ответ Грушницкого; холодная злость овладела мною при мысли, что
если б не случай, то я мог бы сделаться посмешищем этих дураков. Если б Грушницкий не
согласился, я бросился б ему на шею. Но после некоторого молчания он встал с своего места,
протянул руку капитану и сказал очень важно: «Хорошо, я согласен».
Трудно описать восторг всей честной компании.
Я вернулся домой, волнуемый двумя различными чувствами. Первое было грусть. «За
что они все меня ненавидят? – думал я. – За что? Обидел ли я кого-нибудь? Нет. Неужели я
принадлежу к числу тех людей, которых один вид уже порождает недоброжелательство?» И я
чувствовал, что ядовитая злость мало-помалу наполняла мою душу. «Берегись, господин
Грушницкий! – говорил я, прохаживаясь взад и вперед по комнате. – Со мной этак не шутят.
Вы дорого можете заплатить за одобрение ваших глупых товарищей. Я вам не игрушка!..»
Я не спал всю ночь. К утру я был желт, как померанец.
Поутру я встретил княжну у колодца.
– Вы больны? – сказала она, пристально посмотрев на меня.
– Я не спал ночь.
– И я также… я вас обвиняла… может быть, напрасно? Но объяснитесь, я могу вам
простить все…
– Все ли?..
– Все… только говорите правду… только скорее… Видите ли, я много думала, старалась
объяснить, оправдать ваше поведение; может быть, вы боитесь препятствий со стороны моих
родных… это ничего; когда они узнают… (ее голос задрожал) я их упрошу. Или ваше
собственное положение… но знайте, что я всем могу пожертвовать для того, которого
люблю… О, отвечайте скорее, сжальтесь… Вы меня не презираете, не правда ли? Она
схватила меня за руки. Княгиня шла впереди нас с мужем Веры и ничего не видала; но нас
могли видеть гуляющие больные, самые любопытные сплетники из всех любопытных, и я
быстро освободил свою руку от ее страстного пожатия.
– Я вам скажу всю истину, – отвечал я княжне, – не буду оправдываться, ни объяснять