Page 106 - Мертвые души

доступное, умно-худощавое слово немец, но нет слова, которое было бы так замашисто,
бойко, так сметливо бы вырвалось и вместе так бы кипело и живо трепетало, как метко
сказанное русское слово. [“Как несметное ~ русское слово” приписанное Гоголем новое
окончание главы.[

<ГЛАВА VI>

] Начало главы не сохранилось. Отсюда до “Ворота одни были” автограф. ] вместо
капители, темнел на снежной белизне его, [а. темнел на ней] как шапка или черная птица.
Хмель, глушивший внизу невысокие верхушки тянувшихся около [забора] ограды кустов
бузины, рябины и лесного орешника и побежавши потом по верхушке всего частокола,
взбегал, наконец, наверх и обвивал до половины [эту] белую колону картинно сломленной
березы. Достигнув середины ее, он оттуда спускался вниз и начинал уже цеплять за зеленые
вершины более низменные деревья, [а. более низменных дерев] или же висел на воздухе,
завязавши кольцами свои тонкие, цепкие кручья, легко колеблемые воздухом. [Столетние]
Двухсотлетние липы образовывали вверху одну сплошную зелено-облачную массу,
виновницу вечной тени стремившихся между толстыми корнями аллей, выказывали мельком
и урывками в местах, где расходилась лиственная гущина ветвей их, свои темно седые,
искривленные шириною в обхват трем человекам дуплистые стволы, и неосвещенная[а.
зелено-облачную массу, занимавшие всю середину сада, хранительницу и виновницу вечной
тени [внизу в аллеях] у толстых корней своих аллей, местами иногда выказывали нескрытые
ветвями темные куски своих седых, искривленных [толст<ых>] широких в обхват трем
человекам, и дуплистых стволов, и неосвещенная] солнцем виднелась кое-где внизу дорожка,
заросшая зеленью, и по ней краснели изредка кровяные пятна, места, свидетельствовавшие,
что она когда-то была убита вся мелким кирпичем или усыпана песком. Внизу из гущины
мрака между пнями, корнями и стволами ставших в аллею[а. обступавших аллею] лип,
вытыкались густою щетиною седые, иссохшие вероятно от страшной глушины сучья
кустарников. Ветвь клена протягивала откуда-нибудь сбоку, из-за пней свои[а. Ветвь клена
откуда-нибудь сбоку протягивала свои] зеленые, распла<с>танные лапы, и солнце,
скользнувши небольшой искрой бог весть откуда и забравшись под какой-нибудь лист,
превращало его вдруг в прозрачный и огненный, чудно сиявший в этой густой темноте. В
других концах сада выглядыва<ли> из зелени дерев где деревянная крышка какой-нибудь[а.
Далее начато: беседки, полуобрушенные] старенькой беседки, где полуобрушенные перилы
почерневшего мостика. Несколько высокорослых, не вровень другим, осин подымали на
трепетные вершины свои огромные вороньи гнезда. У иных из них отстегнутые, но не вполне
отделенные ветви висели вниз с иссохшими листами. Словом всё было как-то
пустынно-хорошо, [а. как-то пустынно-прелестно] как не выдумать ни природе, ни искусству,
но как бывает только тогда, когда искусство и природа соединятся вместе, когда по
нагроможденному, часто без толку, труду человека пройдет окончательным резцом своим
природа, облегчит тяжелые массы, уничтожит грубоощутительную правильность и
нищенские прорехи, сквозь которые проглядывает нескрытый, нагой план, и даст свою
чудную теплоту тому, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности. [а. что
создалось в размеренном хладе чистоты и опрятности]

Сделавши еще один поворот в переулок, [а. Сделавши еще два поворота в улицы] где
попадались какие-то длинные хозяйственные строения, вероятно, фабрики или запасные
магазины, [а. фабрики или другие заведения, какие-нибудь складочные запасные магазины]
Чичиков очутился, наконец, в широкой улице, в конце которой предстал, наконец, прямо ему в
лицо описанный уже нами господской дом. Казалось, по мере приближения к нему, он еще
становился печальнее. Высокая деревянная решетчатая ограда, окружившая двор, потемнела
совершенно. Время, как будто видя, что никто не старался выкрасить и поновить ее, покрыло
ее во многих местах зеленою плеснью, какою любит покрывать старое дерево. Двор был