Page 116 - Мертвые души

взносить подати за всех [тех] крестьян, умерших такими несчастными случаями. Это,
казалось, совершенно изумило Плюшкина. Он вытаращил глаза, долго смотрел на него и,
наконец, спросил: [Вместо “не положишь ~ спросил”: Возле меня ~ великодушие (ЛБ1, стр.
315). [“Да вы, батюшка, не служили ли в военной службе?”[Далее было: спросил он наконец]

Но Чичиков отвечал, что служил[Вместо “Но Чичиков ~ служил”: “Нет”, отвечал
Чичиков: “я служил] по штатской.

“По штатской…” повторил Плюшкин и стал шевелить ртом так, как будто бы
что-нибудь кушал: [“и стал ~ кушал” вписано. ] “да ведь как же…Ведь это вам-то самим в
убыток”.

Но Чичиков отвечал, что для удовольствия его он готов и на убыток. [Вместо “Но
Чичиков ~ убыток”: “Для удовольствия вашего я готов потерпеть”, отвечал Чичиков. ]

“Ах, батюшка! ах, благодетель ты мой!” вскрикнул Плюшкин, не замечая от радости, что
из носа у него весьма некартинно выглянул табак в виде густого кофея и полы халата,
раскрывшись, показали тоже не весьма приличное для рассматриванья платье. “Вот утешили
старика! Ах! Господи! Ах, ах!” Далее Плюшкин и говорить не мог [от радости]. Но не прошло
минуты, как эта радость, так мгновенно показавшаяся на деревянном лице его, также
мгновенно и пропала [вмиг], как не бывала, и лицо его вновь приняло заботливое выражение.
Он даже утерся платком и, свернувши его в комок, стал очень долго возить им по верхней
губе.

“Да ведь на всё это издержки”, сказал он: “и купчую нужно…[Вместо “что из носа ~
купчую нужно”: что из носа ~ совершить купчую (ЛБ1, стр. 315–316). ] Приказные такие
бессовестные… Прежде бывало полтиной меди отделаешься, [Прежде бывало дашь полтину
меди или мешок муки] а теперь пошлешь целую подводу круп, да и красную бумажку
прибавь: [подводу круп и овса, да еще синей бумажкой не отделаешься] такое сребролюбие. Я
не знаю, [батюшка] как священники-то [наши] не обращают на это [никакого] внимания;
сказал бы какое-нибудь поучение. [сказал бы проповедь в церкви, может быть покаялись. ]
Ведь что ни говори, а против слова-то божия не устоишь!!”

“Ну, ты, я думаю, устоишь”, подумал про себя Чичиков и сказал, что из уважения к нему
он готов принять даже издержки по купчей на свой счет.

Услыша, что даже издержки по купчей Чичиков принимает на себя, Плюшкин заключил,
что он совсем глуп и прикидывается, [Вместо “Ну, ты, я думаю ~ прикидывается”: “Чтобы
доказать ~ прикидывается (ЛБ1, стр. 316). ] будто служил по штатской, а верно, был в
офицерах, [по штатской службе, но, верно, был в офицерах, задавал пирушки] волочился за
комедиантками. При всем том он не мог скрыть своей радости. Он пожелал Чичикову всяких
утешений, а также и деткам, не спросивши, были ли они у него или нет, и, подошедши к окну,
постучал пальцами в стекла и закричал: “Прошка!”[Вместо “Он пожелал ~ закричал
“Прошка”: “Бог вас, батюшка, утешит ~ постучал в стекло пальцами (ЛБ1, стр. 316). ] Чрез
минуту было слышно, что кто-то вбежал впопыхах в сени, долго возился там и стучал
сапогами. Наконец, дверь отворилась, и вошел Прошка, мальчик лет 13-ти, в таких больших
сапогах, что, ступая, едва не вынул[чуть не вынул] из них ноги своей. Отчего у Прошки были
такие большие сапоги, читатель узнает это сию минуту. У Плюшкина для всей дворни,
сколько ни было ее в доме, были одни только сапоги, которые должны были всегда находиться
в сенях. Всякой призываемый в барские покои обыкновенно отплясывал чрез весь двор
босиком, но, входя в сени, надевал сапоги и таким уже образом являлся в комнату. Выходя из
комнаты, он оставлял сапоги опять в сенях и отправлялся вновь на собственной подошве. Если