Page 112 - Мертвые души

Наконец, последняя дочь, оставшаяся с ним в доме, умерла. Старик остался совершенно один,
сторожем, хранителем и владетелем своих богатств. Одинокая жизнь дала сытную пищу
скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и, чем больше пожирает, тем становится
ненасытнее. Человеческие чувства, которые и без того не были в нем очень крупны, мелели
ежеминутно, и каждый день что-нибудь да утрачивалось в этой изношенной развалине.
Случись же, что под такую минуту, как будто нарочно в подтверждение его мнения о военных,
к нему дошел слух, что сын его проигрался в карты. Он послал ему от души свое отцовское
проклятие и никогда уже не интересовался, существует ли он на свете или нет. С каждым
годом притворялись окна в его доме, наконец, осталось только двое, из которых одно, как уже
видел читатель, было заклеено бумагою. С каждым годом уходили из вида его более и более
главные части хозяйства, и мелкий взгляд обращался к бумажкам и перышкам, которые он
собирал в своей комнате. Неуступчивее становился он к покупщикам, которые приезжали
забирать у него летом хозяйственные произведения. Покупщики торговались, торговались, а
наконец, бросили его вовсе, сказавши, что это бес, а не человек. Сено и хлеб гнили, на скирдах
и копнах можно было смело разводить капусту, потому что это был чистый навоз. Мука в
подвалах обратилась в камень, и ее нужно было рубить, к пеньке, холсту, коврам, сукнам,
которыми были нагружены его кладовые, страшно было притронуться: они обращались в
пыль. Он уже позабывал сам, сколько у него было чего, и помнил только, в каком месте стоял
у него в шкапе графинчик с остатком какого-нибудь ликерчика, на котором он сам сделал
наметку, дабы никто воровским образом не выпил его, да где лежало перышко или сургучик.
А между тем в хозяйстве[графинчик с остатком ~ В хозяйстве (ЛБ1, стр. 312). ] доход
собирался всё по-прежнему: столько же оброку должен был принесть мужик, такое же
количество ниток должна была напрясть баба, столько же полотна наткать ткачиха. Всё это
сваливалось в кладовые и гибло. Всё становилось гниль и прореха, и сам он обратился в
какую-то прореху на человечестве. [Вместо “сваливалось ~ на человечестве”: помещалось
прежним ~ за меньшую цену (ЛБ1, стр. 312). ] Александра Степановна как-то приезжала раза
два с маленьким сынком, пытаясь, нельзя ли чего-нибудь получить: видно походная жизнь с
штаб-ротмистром [казалось] не была так привлекательна, как рисовалось до свадьбы. [Вместо
“видно ~ свадьбы”: потому что ~ для жены (ЛБ1, стр. 312–313). ] Плюшкин, однако ж, ее
простил и даже дал маленькому внучку поиграть какую-то пуговицу, лежавшую на столе, но
дочери ничего не дал. В другой раз Александра Степановна приехала уже с двумя малютками
и привезла ему кулич к чаю и новый халат, потому что у батюшки был такой халат, на который
глядеть было не только совестно, но даже стыдно. Плюшкин приласкал обоих внучков и,
посадивши их к себе одного на одно колено, а другого на другое, покачал их таким образом,
как будто бы они ехали на лошадях, кулич и халат взял, но дочери решительно ничего не дал.
С тем и уехала Александра Степановна.

Итак, вот какого рода помещик стоял перед Чичиковым! Должно, однако ж, сказать, что
такие кащеи попадаются редко на Руси, где всё любит скорее развернуться, чем съежиться, и
появление их тем бывает изумительнее, что тут же в соседстве очутится помещик, который
черпает жизнь широкой чашей, сколько захватила богатырская рука, и веселится во всю
ширину русской удали и барства. Небывалый проезжий остановится, пораженный видом его
жилища, и на губах его невольно пошевелится вопрос: “Какой владетельный принц очутился
здесь почти волшебным образом среди маленьких и темных и почти разорившихся
владельцев? Дворцами глядят его белые, каменные домы с бесчисленным множеством труб,
бельведеров, флюгеров, окруженные целым городом флигелей и домиков для проезжих
гостей, [для проезжающих] соединенные великолепными аллеями тополей. Легкий
беспрерывный стук по укатанным дорогам приезжающих экипажей возвещает вечный,
незаходимый праздник, с театрами, балами, сияет всю ночь освещенный плошками сад, и
громы музыки оглашают [во всех концах] до зари безвременно пробужденную рощу. Толпы
гуляющих мущин, дам и девиц со всей сверкающей пестротой и роскошью [своих] убранств
мелькают [группами и толпами] в сильном свету и быстро [переходящих] движущихся тенях,