Page 131 - Мертвые души
P. 131

знаками,  как-то:  квартальные  выгоняли  людей  с  метлами  мести  под  его  окнами,  так  что
               Чичиков даже кашлял. Вообще все чиновники в городе N были очень добрые и приятные люди
               и между собой совершенно коротки и [какое-то] вообще между ними было какое-то милое,
               приятельское, почти патриархальное обращение: ] “Любезный друг, Илья Ильич”, “Послушай,
               брат [Дементий Игнатиевич]”, “Ты заврался, мамочка, Иван Григорьевич”. К почтмейстеру,
               которого  звали  Иван  Андреич,  всегда  прибавляли:  “Шпрехен  зи  дейч,  Иван  Андрейч”.
               Словом, очень дружественно и семейственно. Все они были люди нельзя сказать, чтобы без
               образованья. [люди довольно образованные] Председатель палаты знал наизусть “Людмилу”
               Жуковского,  которая  была  тогда  еще  животрепящею  новостью,  [“которая  ~  новостью”
               вписано. ] и мастерски читал многие места, особенно: “Чу! бор заснул, долина спит”, так что в
               самом деле виделось, как будто долина спит. Для большого сходства он  даже в это время
               зажмуривал глаза. Почтмейстер вдался больше в философию и читал даже по ночам Юнговы
               ночи, из которых делал весьма длинные выписки по целым листам, но в чем состояли эти
               выписки и какого рода они были, это никому не было известно. Впрочем, он был остряк, очень
               цветист в словах[Почтмейстер более напирал на философию и Юнговы ночи, но был остряк,
               речист]  и  любил,  как  сам  выражался,  уснастить  речь.  А  уснащивал  он  речь  множеством
               разных  частиц,  как-то:  [как  напр<имер>]  сударь  ты  мой,  эдакой  какой-нибудь,  знаете,
               понимаете,  можете  себе  представить,  так  сказать,  некоторым  образом  и  проч.,
               которые[можете себе представить, то есть как говорят, как выражаются, и проч., которых] он
               сыпал  мешками.  Уснащивал  он  речь  тоже[Уснащивал  он  еще  речь]  довольно  удачно
               подмаргиванием, прищуриванием одного глаза, что всё придавало весьма едкое[очень едкое]
               выражение  многим  его  сатирическим  намекам.  Прочие  тоже  были  более  или  менее  люди
               просвещенные:  [Прочие  тоже  были  довольно  просвещенные  в  своем  роде:  ]  кто  читал
               Карамзина,  кто  “Московские  ведомости”,  кто  даже  и  совсем  ничего  не  читал.  Насчет
               благовидности нечего и говорить. Читатель уже сам видел, что они были люди такие, как
               нужно для занятия хороших и надежных мест, т. е. люди полные и здоровые, чахоточного
               между  ними  никакого  не  было.  Итак,  расположение  их  к  Чичикову  было  совершенно
               искреннее.  Но  если  на  них  Чичиков  подействовал  сильно,  то  надобно  признаться,  что  на
               супруг  их  и  вообще  на  дам  подействовал  еще  сильнее.  Это  впечатление  тем  было
               удивительнее и решительно произошло вдруг, едва только распространилось по городу всего
               одно мнение об Чичикове. Чтобы понять, почему это случилось вдруг, следовало бы сказать
               многое  о  самих  дамах,  [Читатель  видел,  что  между  ними  никого  не  было  какого-нибудь
               худенького и чахоточного. Всё народ был взрачный и в теле, слава богу. Словом такие, какие
               нужны для занятия хороших и надежных мест. Если герой наш произвел выгодное на них
               впечатление, то на достойных супруг их и вообще на дам всего города и того более. Прежде,
               чем объяснить, какого рода было это впечатление, следовало бы сказать кое-что об них самих
               и;  а.  Читатель  уже  сам  ~  еще  сильнее,  и  тем  было  удивительнее  это,  что  совершилось
               совершенно вдруг, почти вслед за распространившимся по всему городу выгодным для него
               мнением и т. д. как в тексте. ] об их обществе, описать, как говорится, живыми красками их
               душевные  качества, —  но  здесь  автор  должен  признаться,  что  он  находится  в  большом
               затруднении. С одной стороны останавливает его неограниченное почтение, которое он всегда
               чувствовал к супругам сановников всех решительно городов, как губернских, так и уездных:
               [городов и губернских и уездных] с другой стороны и то, что эта сторона человеческого рода
               так образована непонятно, [так право образована] что очень трудно что-нибудь сказать такое,
               которое совершенно бы их определило. Дамы города N были… нет, право, трудно, что-то
               вроде робости пробирает. [нет, право, не могу; чувствую точно робость. ] В дамах города N
               больше всего замечательно было то… нет, прошу великодушно извинения у читателя: просто
               не  подымается  никак  перо.  Так  и  быть[Уж  так  и  быть]  о  характерах  их,  видно,  нужно
               предоставить  тому,  у  которого,  точно,  поживее  краски  и  побольше  их  на  палитре,  а  нам
               придется  разве  слегка  слова  два о наружности,  да о  том,  что поповерхностней.  [а  уж  нам
               придется разве так слегка что-нибудь о наружности слова два, да так, что поповерхностней. ]
               Дамы города N были очень, как говорится, презентабельны, и в этом отношении их можно
   126   127   128   129   130   131   132   133   134   135   136