Page 128 - Мертвые души

нужно бы нам с тобою доиграть когда-нибудь в горку”. — “Да, Алексей Иваныч”, отвечал тот,
снимая шапку: “нужно бы”. — “Ну, брат, Илья Парамоныч, приходи ко мне поглядеть рысака:
в обгон с твоим пойдет, да и своего заложи в беговые, попробуем”. Купец, который
натурально, на рысаке был почти помешан, улыбался на это с особенною, как говорится,
охотою и, поглаживая бороду, говорил: “Попробуем, Алексей Иваныч”. Даже все сидельцы
обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали друг на друга, как
будто бы хотели сказать: Алексей Иванович хороший человек. Словом, он успел даже
приобресть себе некоторую народность[“Словом ~ народность” вписано. ] и вообще мнение
купцов было, что Алексей Иванович хоть оно и возьмет, но уж зато никак тебя не выдаст. [но
уж зато, т. е. не выдаст он тебя. ]

Заметивши, что закуска была готова, полицмейстер предложил гостям окончить вист
после, и все пошли в ту комнату, откуда несшийся запах начинал уже давно приятно щекотать
ноздри гостей, и Собакевич, несмотря на свою неподвижную и неуклюжую наружность,
весьма часто заглядывал в дверь и уже оттуда наметил осетра, лежавшего в сторонке на
большом блюде. Гости, потирая руки, приблизились с выражением удовольствия и, выпивши
по рюмке, начали каждый, как говорится, обнаруживать свой характер: кто на икру, кто на
семгу, кто на сыр. Но Собакевич, оставив без внимания все эти мелочи, пристроился к осетру
и, покамест те пили, разговаривали и ели, он в четверть часа с небольшим доехал всего осетра,
так что гости, когда вспомнили об осетре и подошли к нему с вилками, то увидели, что на
блюде лежали только голова да хвост. Отделавши осетра, Собакевич сел в кресла и уж больше
не пил, не ел, а только жмурил и хлопал глазами. Городничий не любил жалеть вина. Первый
тост был выпит, как читатели без сомнения догадаются, за здоровье нового херсонского
помещика, на что Чичиков отвечал с выражением истинной признательности. Потом пили за
процветание всегдашнее земель его и деревень, составленных из новых поселенцев. Потом за
здоровье будущей жены его, красавицы, что сорвало приятную улыбку с уст нашего героя. В
непродолжительное время всем сделалось весело необыкновенно. Председатель, который был
премилый человек, когда развеселялся, обнимал несколько раз Чичикова, произнося в
излиянии сердечном: “Душа ты моя! Маменька моя!” и даже, щелкнув пальцами, пошел
приплясывать вокруг него, припевая известную песню: “Ах ты такой и эдакой Камаринской
мужик”. После шампанского раскупорили венгерское, которое еще более придало духу и
развеселило общество. Об висте решительно позабыли. Спорили, кричали, не слушая один
другого. Герой наш никогда не чувствовал себя в таком веселом расположении, воображал
себя настоящим херсонским помещиком, приглашал к себе в деревни, даже начал читать
Собакевичу какие-то любовные стихи, на которые тот хлопал только глазами, сидя в креслах,
потому что вина хоть и не пил, но после осетра чувствовал сильный позыв ко сну. Чичиков
смекнул сам, что начинал уже слишком развязываться, попросил экипажа и на прокурорских
дрожках уже доехал к себе в гостиницу, где долго еще вертелись у него на языке херсонские
деревни. Селифану собственно устно он дал приказание немедленно собрать налицо всех
купленных крестьян для того, чтобы сделать лично всем поголовную перекличку. Селифан
слушал, слушал долго и молча вышел из комнаты, сказавши Петрушке: “ступай раздевать
барина”. Петрушка тот же час принялся стаскивать с него сапоги и показал такое усердие, что
чуть не стащил вместе с ними на пол и самого барина, но, однако ж, сапоги были, наконец,
сняты; барин разделся, как следует, и поворочавшись[слушал долго и потом, раздевши
барина, молча вышел из комнаты, а барин, поворочавшись] несколько времени на постели,
которая скрыпела и рыпела немилосердо, заснул совершенно херсонским помещиком. А
Петрушка между тем вынес на коридор панталоны и фрак брусничного цвета с искрой,
который, растопыривши на деревянную вешалку, начал бить его хлыстом и щеткой и
напустил пыли на весь коридор. Готовясь уже снять его, он взглянул с галлереи вниз и увидел
Селифана, который возвращался из конюшни. Они встретились взглядами и как будто чутьем
поняли друг друга. [“А Петрушка ~ друг друга” вписано. Дальше до конца гл. VII печатается
по тексту, написанному на листе, хранящемся отдельно от ПБЛ3.] Барин де храпеть теперь