Page 17 - Мертвые души

“Бобров, Свиньин, Конопатьев, Харпакин, Трепакин, Плешаков”.

“Богатые люди, или нет?”

“Нет, отец, богатых слишком нет. У иного двадцать душ, у кого тридцать, а такие, чтобы
по сотне, таких нет”.

Тут Чичиков заметил, что он заехал в порядочную глушь.

“Далеко ли, по крайней мере, до города?” спросил он.

“До города будет верст 60, а может быть и больше… Я, право, так жалею, что ничего нет
Вам покушать. Не хотите ли, батюшка, выпить чаю?”

“Благодарю, благодарю, матушка; приготовьте мне только постель, и больше ничего”.

“Правда, что с такой дороги нужно отдохнуть. Вот тут себе, отец мой, и расположись на
этом диване. Ей, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время наслал бог.
Гром такой был, что у меня всю ночь горела свеча пред образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как
у борова, вся спина и бок в грязи. Где это ты так изволил засалиться?”

“Эх, матушка, слава богу, что жив остался. Опрокинулся вместе с бричкой на проклятой
дороге. Хорошо еще лошади не потаскали!”

“Святители, какие страсти! Да не нужно ли чем-нибудь потереть вам спину?”

“Спасибо. Вы уж ни об чем не беспокойтесь. Прикажите только девке вашей, чтобы
высушила и вычистила хорошенько мое платье”.

“Слышишь, Фетинья”, сказала хозяйка, обратившись к той самой женщине,
выходившей[которая выходила] на крыльцо со свечою. Она успела[которая успела] уже
притащить перину и, взбивши ее с обоих боков руками, напустила целый потоп перьев по всей
комнате. “Ты возьми ихний-то кафтан и исподнее[Далее было: продолжала хозяйка] и прежде
посуши их пред огнем, как делывала покойнику барину. Потом перетри и выколоти
хорошенько”.

“Слушаю, сударыня”, говорила Фетинья, настилая сверх перины простыню и кладя
подушки.

“Ну, вот тебе постель и готова!” сказала хозяйка: “Прощайте, батюшка! Желаю вам
спокойной ночи. Да не нужно ли еще чего-нибудь? Может, ты привык, отец мой, чтобы
кто-нибудь почесал на ночь пятки. Покойник мой без этого никак не засыпал”.

“Благодарю, благодарю! Ничего не нужно. Прощайте, матушка, приятного сна вам
желаю”.

“Прощай, отец мой”.

Хозяйка вышла; осталась только Фетинья. Чичиков поспешил разоблачиться и отдал
верхнюю и нижнюю свою арматуру Фетинье, которая, пожелав ему, с своей стороны,
спокойной ночи, потащила эти мокрые доспехи. Оставшись один, взглянул он не без
удовольствия на свою постель, которая была почти до потолка. Фетинья была большая