Page 170 - Мертвые души

наконец, одно такое, что, признаюсь, я думаю, не лучше ли будет не говорить о нем. Читатель
без сомнения скажет, что автор солгал, но это было действительно так. Было предположение,
что не есть ли] Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна завидует, что, дескать,
Россия так велика и обширна, что даже несколько раз и карикатуры выходили, где русский
изображен разговаривающим с англичанином, а англичанин стоит и сзади держит на веревке
собаку, и что под этой собакой разумеется Наполеон. Смотри, мол, говорит, вот только
что-нибудь не так, так я на тебя сейчас выпущу эту собаку; и что вот теперь они, может быть, и
выпустили его с острова Елены; так вот и пробрался теперь в Россию, представляя вид,
[“представляя вид” вписано. ] будто бы Чичиков, а в самом деле вовсе не Чичиков.

Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а впрочем, однако ж, призадумались
и, рассматривая это дело каждый про себя, нашли, [однако ж, так как будто бы и позадумались
и как начали рассматривать это дело каждый про себя, то нашли] что лицо Чичикова, если он
поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона. Полицмейстер, который
служил в кампании двенадцатого года и лично видел Наполеона, не мог тоже не сознаться, что
ростом он никак не будет выше Чичикова и что окладом своей фигуры Наполеон тоже нельзя
сказать, чтобы слишком толст, однако ж и не так, чтобы тонок. Автор должен обратиться к
читателю: он, право, не знает, как ему быть, [он почти] и уверен, читатель назовет это
невероятностью. Сказать откровенно, [Далее начато: ему это казалось тоже] он с своей
стороны считает это невероятным, но, как нарочно, всё это была совершенная правда, и тем
более еще изумительно, [Вместо “Автор ~ изумительно”: Автор вновь обращается к читателю
и не знает сам, как изъяснить ему затруднительность собственного положения, чувствуя
внутренне, что подает все причины почитать это за ложь, но, действительно, всё это была
совершенная правда, и еще тем более ему самому кажется это удивительным] что самый город
был не так далеко от обеих столиц. Впрочем, нужно помнить, что это происходило не так
давно после достославного изгнания французов. В это время все наши помещики, чиновники,
сидельцы, купцы и всякой грамотный и даже неграмотный народ сделались, по крайней мере,
на целые восемь лет политиками заклятыми. Московские ведомости и Сын Отечества
зачитывались немилосердно, доходя к последнему чтецу в кусочках, негодных ни на какое
употребление. [и доходили к последнему чтецу в таких кусочках, что даже нельзя было ни на
что употребить их. ] И вместо вопросов: “Почем, батюшка, продали мерку овса? как
воспользовались[воспользовались ли вы] вчерашнею порошей?” говорили: “А что пишут в
газетах, не выпустили ли опять Наполеона из острова св. Елены?” Купцы особенно этого
сильно опасались, ибо верили совершенно в предсказание одного пророка, уже три года
сидевшего в остроге. Пророк пришел неизвестно откуда в лаптях и нагольном тулупе,
страшно отзывавшемся тухлою рыбой, и возвестил, что Наполеон есть антихрист и что теперь
держится на каменной цепи, но после разорвет цепь[“и что теперь ~ цепь” вписано. ] и должен,
наконец, овладеть всем миром. Пророк за предсказанье попал, как следует, в острог, но, тем не
менее, дело сделал и смутил совершенно купцов. Долго еще, во время самых даже
прибыточных сделок, купцы, отправляясь в трактир запивать их чаем, поговаривали об
антихристе. Многие из чиновников и благородного дворянства невольно подумывали тоже об
этом и, зараженные мистицизмом, который, как известно, был тогда в большой моде, видели в
каждой букве, из которых было составлено слово Наполеон, какое-то особенное значение.
Многие открыли даже в нем апокалипсические цифры. Итак, еще в этом не было слишком
много удивительного, что чиновники задумались на время над этим пунктом. [“Пророк за
предсказанье ~ пунктом” вписано на полях. ] Впрочем, господа[Но господа] чиновники
заметили скоро сами, что воображение их чересчур уже рысисто, что это уже слишком далеко,
а нужно сурьезно подумать о том, что поближе. Думали, думали, толковали, толковали и,
наконец, решили, что не худо бы еще расспросить хорошенько Ноздрева, так как он первый
вынес историю о мертвых душах, и притом, как видно из его слов, был в тесных отношениях с
Чичиковым; может быть, даже знает кое-что из обстоятельств его жизни, то попробовать еще,
что скажет Ноздрев.