Page 167 - Мертвые души

золотыми толстыми макаронами. Вот министр, наконец, выходит. К тому, к другому: ] “зачем
вы, что вам угодно”, наконец, к Копейкину. Копейкин, собравшись с силами: “так и так, ваше
высокопревосходительство, проливал, в некотором роде, кровь, лишился, так сказать, руки и
ноги, [проливал кровь, лишился руки и ноги] работать не могу, осмелился просить монаршей
милости”. Министр видит, человек на деревяжке, и правый рукав пустой пристегнут к
мундиру. “Хорошо, говорит, понаведайтесь на днях”. Вот, сударь мой, не прошло четыре или
пять дней, мой Копейкин является опять. “А”, говорит министр: “я вам ничего не могу другого
сказать, как только то, что вам нужно ожидать приезда государя. Тогда без сомнения будут
сделаны какие-нибудь распоряжения насчет раненых, а без монаршей я, так сказать, воли
ничего не могу сделать”. Поклон, понимаете, и прощайте. Копейкин мой, [понимаете] можете
вообразить себе, вышел в этаком в некотором роде в положении сомнительном. Не зная, так
сказать, ожидать или не ожидать чего. Думает, хотя бы уж наверно что-нибудь. [Жить видит]
Жить, можете представить, становится труднее, труднее. Ну, думает себе, что будет, то будет,
пойду опять к министру: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, последний кусок
доедаю, не поможете, должен умереть в некотором роде с голода”.[“А, говорит министр ~ с
голода” вписано на полях. ] Говорят: “нельзя, приходите завтра; министр не принимает”. На
другой день тоже, а швейцар на него просто и смотреть не хочет. У моего Копейкина всего на
всего остается какой-нибудь полтинник; то бывало едал щи, да говядины кусок, а теперь в
лавочке возьмет какую-нибудь эдакую селедку или огурец соленый, да хлеба на два гроша —
словом, можете представить себе, голодает бедняк, [словом голодает бедняк мой страшно] а
между тем аппетит просто волчий. Проходит мимо эдакого какого-нибудь ресторана, повар
там, собака, можете себе представить, иностранец; белье на нем чистейшее голландское,
[повар там, белье на нем, понимаете, эдакое чистое, ] работает котлетки с трюфлями. Ну,
[словом] разсупе деликасет такой, что вот просто себя, то есть, съел <бы> от аппетита.
[котлетки с трюфлями всё эдакое это разсупе деликасет, как говорится…] Пройдет ли мимо
Милютинских лавок, там из окна выглядывает какая-нибудь эдакая семга, вишенки по пяти
рублей штучка, арбуз громадище, просто карета какая-нибудь эдакая лежит и, так сказать,
ищет, нет ли где дурака, который бы заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу соблазны
такие. У моего кап<итана> Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так
вот представьте положение-то, понимаете, его какое: тут с одной стороны, можете вообразить,
у него семга[арбуз там эдакой; у него только, можете себе представить, текут слюнки, а он
слышит между тем всё завтра. Тут, понимаете, семга; а. арбуз там эдакой страшилище, карета
просто глядит из окна и в некотором роде как будто ищет, нет ли где дурака, который бы
заплатил сто рублей. Словом, на всяком шагу это такие соблазны. У моего кап<итана>
Копейкина текут слюнки, а он слышит между тем всё завтра. Так положение-то понимаете его
какое. Тут понимаете семга] и арбуз, а ему подносят всё одно и то же блюдо — завтра.
Наконец, сделалось бедняге, так сказать, в некотором роде не в терпеж. Решился: что-то будет,
то будет, одним словом, итти еще раз к министру. Дождался у подъезда, не пройдет ли
еще[Вместо “Наконец ~ не пройдет ли еще”: Копейкин мой решился итти на пролом.
Дождался у подъезда, не будет ли еще] какой проситель и там с каким-то, понимаете,
генералом проскользнул со своей деревяжкой в приемную. Министр-то уж его узнал вдруг.
“Ну, говорит, для вас теперь ничего нельзя сделать. Нужно ожидать приезда государя; тогда,
говорит, без сомнения, составится какой-нибудь комитет насчет раненных”. “Но, помилуйте,
ваше высокопревосходительство, у меня нет куска хлеба; я проливал, можете себе
представить, кровь, лишился руки и ноги…” Только министр, сударь мой, или был занят, или
уж он точно надоел ему: “Ступайте, говорит; вас много, говорит, есть таких; ищите средства
помочь себе сами”. — “Помилуйте, говорит мой Копейкин, как же я могу помочь себе, не имея
ни руки, ни ноги” он то хотел прибавить: “а носом и подавно ничего не сделаешь; только
разве, что высморкаешься, да и для того нужно купить платок”. Только министр, сударь мой,
начал, можете себе представить, сердиться. “Ступайте же, говорит, или вас выведут!” А мой
Копейкин, голод-то, знаете, пришпорил его: “Как хотите, ваше высокопревосходительство, не
сойду, говорит, с места до тех пор, покамест не дадите надлежащей резолюции”. И министр,