Page 28 - Мертвые души

Селифан помог девчонке взлезть на козлы, которая, ставши одной ногой на барскую
ступеньку, сначала запачкала ее грязью и потом уже взобралась на верхушку козел и села
возле Селифана.

Селифан был во всю дорогу чрезвычайно сурьезен и необыкновенно ревностен и
внимателен к своему делу, что всегда случалось с ним после того, когда что как-нибудь
провинился или был пьян[На этом текст обрывается. ]

<ГЛАВА V>

Чичиков тоже придвинулся с своими креслами несколько поближе и невольно кашлянул
прежде начатия речи, отдавши таким образом дань старой привычке всех проповедников.
“Нельзя сказать…” таким образом начал Чичиков, “чтобы то, о котором[чтобы та вещь, о
которой] я вам сейчас хочу предложить, было большой важности. Признаюсь, я даже
опасаюсь, чтобы вы как-нибудь моей просьбы не почли даже безрассудной, потому что, точно,
с некоторой стороны, она может показаться [отчасти] несколько странною… Дело вот в чем: в
ревижских сказках, как вам не безызвестно, [как вам известно] числятся совершенно все души,
составляющие недвижимость владения, [Далее начато: хотя] несмотря на то, что между ними
есть такие, которые уже давно не существуют, но по существующим положениям нашего
государства, равного которому в силе и славе, можно сказать, нет другого во всем мире, и
иностранцы очень справедливо удивляются…[нашего государства, в силе и славе равного с
которым, можно сказать, нет во всем мире, [другого государства] другого] так по таковым
положениям, до подачи новой ревижской сказки, подати за них взносятся как за
существующих. Тогда, как они между тем с своей стороны[Далее было: [не только никакой
пользы] больше ничего, как [один] только пустой звук и] не только пользы, но даже убытки
наносят владельцу. [не только никакой пользы, но даже наносят убытки] Чтобы доставить
[можно сказать] за одним разом и вам пользу, [Далее начато: и себе также кое-что, хотя]
потому что я к достойным людям всегда[Далее начато: име<л?>] чувствовал истинное
уважение… я прошу вас уступить этих несуществующих мне. То есть перевесть их на мое имя
так, как бы вы их продали мне”.

Собакевич слушал с тем же флегматическим видом и совершенным бесстрастием.
Казалось, в этом теле вовсе не было души, или, лучше, она у него была, но[Далее начато:
где-то] вовсе не там, где следует, а как у бессмертного Кощея где-то за горами и закрыта такою
толстою скорлупою, что всё, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно
никакого потрясения на поверхности его лица.

“Так можете ли вы меня удовлетворить в этом отношении?” сказал Чичиков, поглядывая
на него с некоторою робостью.

“Вам нужно мертвых душ?” произнес обыкновенным своим голосом Собакевич.

“Да. Несуществующих”, отвечал Чичиков. “Так есть ли, у вас такие?”

“Найдутся; почему не быть”, сказал Собакевич [опять] тем же бесстрастным голосом, но
с некоторою расстановкою, как будто бы в это самое время он о чем-то размышлял.

“В таком случае, если вы мне решитесь их уступить, я говорю впрочем, несправедливо:
уступить, потому что кто же будет делать предметом купли такое дело, так если вы решаетесь
так меня несказанно одолжить, чтобы я всегда помнил ваши ласки… то в таком случае я,
пожалуй, готов купчую на свой счет…”