Page 32 - Мертвые души

себе, [Далее было:

“Два с полтиною! больше ни копейки”.

“Эй, будете раскаиваться”.] дешевлее нигде не купите такого хорошего народа”.

“Будьте[О, будьте] уверены, что куплю. Никто не станет даже “брать цены за такой
пустяк. [а. Никто не станет дорожиться из такого пустяка; б. Никто не станет заламливать
какой-нибудь цены за такой пустяк] Напротив, даже рад будет от него отделаться”.

“Однако ж, знаете, что покупка такого рода не всегда! позволительна, и если бы этак
рассказал кто-нибудь, положим я, или кто другой, то эдакому человеку может даже
неприятность случиться… и никакой не будет доверенности касательно заключения
контрактов, ниже вступления в какие-нибудь выгодные обязательства”.

“Подлец!” проговорил про себя, стиснув зубы, Чичиков, однако ж не показал вида,
чтобы слова Собакевича произвели на него какое-нибудь впечатление, и отвечал равнодушно:
“Как вы себе хотите, я этого ничего не боюсь… Я это покупал[Я души покупал] вовсе не для
какой[-нибудь] надобности, но единственно для удовольствия только…[но просто для
собственного удовольствия…] Впрочем, за ваши души я даю по два с полтиною. [по три
рубли] Не согласны — так прощайте”.

“Тридцать пять ассигнациями и бог с вами, берите их себе”.

“Нет, вы не хотите, как я вижу, продать”, сказал Чичиков и взял в руки шляпу [однако ж,
оборотившись, прибавил еще полтину].[Далее было:

“А вы не хотите купить. Право, будете жалеть”.

“Прощайте!” сказал Чичиков, подавая ему руку и уходя в переднюю.

“Право, будете пенять на себя! хотите: двадцать пять!”

“Нет”, сказал Чичиков: “Три рубли, больше ни ни. Я уже сказал раз и не хочу отступить
от своего слова. Чтобы сделать, однако ж, последнее вам снисхождение, делаю надбавку по
четверти, больше, хоть бы рад был, не могу”.]

“Позвольте, позвольте”, сказал Собакевич, взявши его за руку и ведя в гостиную:
“Пожалуйте сюда, я вам что-то скажу”.

“Зачем же вам из пустого беспокоиться? Я уже вам <сказал?> мое последнее слово”.

“Позвольте, позвольте”, говорил Собакевич, не выпуская его руки и наступив ему на
ногу, потому что Чичиков позабыл поберечься.

“Прошу прощения! Я, кажется, вас побеспокоил”, сказал Собакевич, заметивший свою
неосторожность. “Пожалуйте, садитесь сюда”.[Далее было: Он показал ему на кресло. ] Здесь
он усадил его на кресло с некоторою даже [даже с некоторою] ловкостью, как такой медведь,
который уже побывал в искусных руках цыгана.

“Право, я напрасно только время трачу”, говорил Чичиков. “Мне нужно спешить”.