Page 441 - Мертвые души
P. 441

начато: И в самом деле трудно кому-либо перечислить только] во-первых, влажный, потом
               бархатный, острый, мягкий, томный, весь совершенно в неге, потом без неги, но пророчащий
               блаженство нездешних необыкновенных миров, потом — но нет, [нельзя, не в силах, просто
               нет  выражения  и  после  долгого  молчания  <2  нрзб.>  сказать,  что]  других  [Далее  начато
               карандашом: иной раз стоишь как дурак чаc целый, да тем дело и кончится,  что скажешь:
               галантёрная]  —  нельзя  рассказать  да  и  ничего  нельзя  сказать,  только  и  можно  сказать:
               галантёрная  половина  человеческого  рода!  Виноват!  кажется  вошло  [сюда]  словцо,
               подмеченное  на  улице.  Что ж  делать,  таково на  Руси  положение  писателя.  Впрочем,  если
               слово из улицы попало в книгу, в этом виноват не автор, виноваты читатели и прежде всего
                     ПБЛ4  —  Словом,  ни  что  не  ушло  от  внимательного  вкуса,  которым  тонко  одарен
               прекрасный пол; всё было предусмотрено в совершенстве. [Вместо Словом ~ совершенстве
               начато карандашом: Словом на всем <1 нрзб.> было: это столица, а не губерния [просто] это
               сам  Париж.  ]  Только  местами  ~  вкусу,  или  платье  составленное  из  двух  платьев,  еще
               блиставших в прошлых веках и покорившихся весьма плохо модной картинке. Но уж без этого
               нельзя,  таково  свойство  губернского  города,  где-нибудь  уж  он  непременно  оборвется.
               Чичиков, стоя перед ними, пытался, нельзя ли по какому-нибудь особенному выражению в
               глазах  или  в лице  узнать,  которая  из  них  была  сочинительница  таинственного  письма, но
               никак  нельзя  было  узнать  ни  по  выражению  в  лице,  ни  в  глазах,  которая  из  них  была
               сочинительницей письма. [Вместо Чичиков стоя ~ письма начато карандашом: Он было хотел,
               посматривая  на  ту  и  на  другую  даму,  узнать,  которая  была  сочинительница  письма,  но
               помешал галопаду:  целая вереница пронеслась мимо,  задев  его  рукавом  по носу  [Это  был
               вихорь,  а  не  галопад]  Тут  было]  В  лице  каждой  из  них  он  замечал  такое
               неопределенно-значительное,  с  таким  чуть  заметным  лукавством  вскользь  обнаруженное
               выражение, такое неуловимо тонкое, у! какое тонкое! уже пусть за это бог простит женщинам,
               [Далее начато карандашом: Ну [уж] женщины. Поди ж расскажи, передай всё, что на их лицах,
               словом,  просто  не]  а  нам  чрезвычайно  трудно  передать  все  те  излучины  намеков  и
               необъясненных выражений, которые исчезают и появляются в их лицах. А что до глаз [Далее
               начато карандашом: А уж что касается до глаз, так и говорить нечего. Там, говорят, ] — там
               такое бесконечное государство, которому нет совершенно никаких пределов [Далее начато
               карандашом: Да тут <1 нрзб.> как хочешь, а попробуй один только блеск этих глаз, так] и в
               которое  человек  заехав,  пропадает  без  вести,  один  блеск  их,  во-первых,  влажный,  потом
               бархатный, острый, мягкий, томный, весь совершенно в неге, потом без неги, но пророчащий
               блаженства  нездешних  миров,  потом  —  но  нет,  не  приберешь  сказать  далее  совершенно
               ничего, только разве после долгого размышления скажешь сглупу что-то в роде подобной
               фразы. Галантёрная половина человеческого рода!

                     К этому же месту относятся наброски на отдельном листке, вшитом в ПБЛ4:

                     розы, жасмины, словом [сухая] душистая ванна. Чичиков поднимал только кверху нос,
               да  вбирал  в  себя.  В  нарядах  [дамских  платьях<?>]  тоже  вкусу  было  пропасть.  Ленточные
               банты  и  цветочные  букеты,  казалось,  порхали  по  платьям,  прильнувши  в  разных  <не
               дописано>  и  в  этом  картинном  беспорядке,  над  которым  [долго]  трудилась  до  поту
               порядочная голова. Легкой головной убор держался только на одних ушах: казалось, говорил:
               “Ей, улечу. Жаль только, что не подниму с собой красавицы”.

                     Конечно,  местами  вдруг,  среди  этой  модной  кучи  выказывался  невиданный  землею
               чепец или какое-нибудь перо, вроде павлин<ьего?>

                     Чичиков поглядывал [на них и] на тех, которые были к нему поближе, и на тех, которые
               стояли  подалее,  и  пытался,  нельзя  ли  как-нибудь  по  глазам  узнать,  которая  была
               сочинительница письма; но только что он высунул немного нос вперед, как вдруг дернула по
               самому  носу  пролетевшая  вереница  [неумолимый  голопад].  Он  попятился  и  дал  дорогу
   436   437   438   439   440   441   442   443   444   445   446