Page 493 - Мертвые души

Итак, куда делся Копейкин, неизвестно: но не прошло, можете представить cебe, двух
месяцев, как появилась в рязанских лесах шайка разбойников, и атаман-то этой шайки был,
судырь мой, не кто другой…”
КАБ1(п) — другой… как наш капитан Копейкин; набрал он из разных беглых солдат,
некоторым образом, банду целую. Это было, можете себе представить, тотчас после войны:
всё привыкло, знаете, к распускной жизни, всякому жизнь — копейка, забубень везде такой
хоть трава не расти; словом, сударь мой, у него просто армия. По дорогам никакого проезда
нет, и всё это собственно, так сказать, устремлено на одно только казенное. Если
проезжающий по какой-нибудь своей надобности — ну, спросят только, зачем — да и ступай
своей дорогой. А как только какой-нибудь фураж казенный, провиант или деньги — словом,
всё, что носит, так сказать, имя казны — спуска никакого! Ну, можете себе представить,
казенный карман опустошался ужасно. Услышит ли, что в деревне приходит срок платить
казенный оброк, он уж там. Тот же час требует к себе старосту: “подавай, брат, казенные
оброки и подати!” Ну, мужик видит, эдакой безногой чорт, на воротнике-то у него, понимаете,
жар-птица, красное сукно — пахнет, чорт возьми, оплеухой. “На, батюшка, вот тебе, отвяжись
только”; думает уж верно какой-нибудь капитан-исправник, а может еще и хуже. Только,
сударь мой, деньги, понимаете, примет он как следует и тут же крестьянам пишет расписку,
чтобы некоторым образом оправдать их, что деньги, точно, мол, взяты, и подати сполна все
выплачены, и принял вот такой-то капитан Копейкин; еще даже и печать свою приложит —
словом, сударь мой, грабит да и полно. Посыланы были несколько раз команды изловить его,
но Копейкин мой и в ус не дует. Голодеры, понимаете, собрались все такие… Но, наконец,
может быть испугавшись сам, видя, что дело, так сказать, заварил не на шутку, и что
преследования ежеминутно усиливались, а между тем, деньжонок у него набрался капиталец
порядочный, он, сударь мой, за границу, и за границу-то, сударь мой, понимаете, в
Соединенные Штаты, — и пишет оттуда, сударь мой, письмо к государю красноречивейшее,
какое только можете вообразить. В древности Платоны и Демосфены какие-нибудь, всё это,
можно сказать, тряпка, дьячек в сравнении с ним. “Не подумай, государь”, говорит: “чтобы я
того и того…” Круглоту периодов запустил такую… “Необходимость”, говорит: “была
причиною моего поступка; проливал кровь, не щадил, некоторым образом, жизни, и хлеба, как
бы сказать, для пропитания нет теперь у меня. Не наказуй, говорит, моих сотоварищей, потому
что они невинны, ибо вовлечены, так сказать, собственно мною, а окажи лучше монаршую
свою милость, чтобы впредь, то есть, если там попадутся раненые, так чтобы, примером, за
ними эдакое, можете себе представить, смотрение…” Словом, красноречиво необыкновенно.
Ну, государь, понимаете, был тронут. Действительно, его монаршему сердцу было
прискорбно, хотя он, точно, был преступник и достоин, в некотором роде, смертельного
наказания, но, видя, так сказать, как может, невинный иногда произойти — подобное
упущение; да и невозможно, впрочем, чтобы в тогдашнее смутное время всё было можно
вдруг устроить; один бог, можно сказать, только разве без проступков. Словом, сударь мой,
государь изволил на этот раз оказать беспримерное великодушие: повелел остановить
преследование виновных, а в то же время издал строжайшее предписание составить комитет
исключительно с тем, чтобы заняться улучшением участи всех, то есть, раненых — и вот,
сударь мой, это была, так сказать, причина, в силу которой положено было основание
инвалидному капиталу, обеспечившему, можно сказать, теперь раненых совершенно, так что
подобного попечения, действительно, ни в Англии, ни в разных других просвещенных
государствах не имеется. Так вот кто, сударь мой, этот капитан Копейкин. Теперь я полагаю
вот что: в Соединенных Штатах денежки он, без сомнения, прожил, да вот и воротился к нам,
чтобы еще как-нибудь попробовать, не удастся ли, так сказать, в некотором роде, новое
предприятие.

“Только позволь, Иван Андреевич”, сказал вдруг, прервавши его, полицеймейстер: “ведь
капитан Копейкин, ты сам оказал, без руки и ноги, а у Чичикова…”