Page 656 - Мертвые души

успеешь всхрапнуть, а тут и ужин, а после пришел повар, заказывать нужно на завтра обед.
Когда же скучать?”

Во всё время разговора Чичиков рассматривал гостя.

Платон Михалыч Платонов был Ахиллес и Парис вместе: стройное сложенье, картинный
рост, свежесть — всё было собрано в нем. Приятная усмешка, с легким выраженьем иронии,
как бы еще усиливала его красоту. Но, несмотря на всё это, было в нем что<-то>
неоживленное и сонное. Страсти, печали и потрясения не навели морщины [не прорезали
морщины] на девственное, свежее его лицо, но с тем вместе и не оживили его.

“Признаюсь, я тоже”, произнес Чичиков: “не могу понять, если позволите — так
заметить, не могу понять, как при такой наружности, как ваша, скучать. Конечно, могут быть
причины другие: недостача денег, притесненья от каких-нибудь злоумышленников, как есть
иногда такие, которые готовы покусить<ся> даже на самую жизнь”.

“В том-то <и дело>, что ничего этого нет”, сказал Платонов. “Поверите ли, что иной раз
я бы хотел, чтобы это было, чтобы была какая-нибудь тревога и волненье. Ну, хоть бы просто
рассердил меня кто-нибудь. Но нет. Скучно, да и только. Вот и всё”.

“Не понимаю. Но, может быть, именье у вас недостаточное, малое количество душ?”

“Ничуть, у нас с братом земли на десять [на 1000 тысяч] тысяч десятин и при них тысяча
душ крестьян”.

“И при этом скучать! Непонятно. Но, может быть, именья в беспорядке? Были неурожаи,
много людей вымерло?”

“Напротив, всё в [Далее начато: отлич<ном>] наилучшем порядке, и брат мой
отличнейший хозяин”.

“Не понимаю”, сказал Чичиков и пожал плечами.

“А вот мы скуку сейчас прогоним”, сказал хозяин. “Бежи, Алексаша, проворней на
кухню и скажи повару, чтобы поскорей прислал нам растегайчиков. Да где ж ротозей Емельян
и вор Антошка? Зачем не дают закуски?”

Но дверь растворилась. Ротозей Емельян и вор Антошка явились с салфетками, накрыли
стол, поставили поднос с шестью графинами разноцветных настоек. Скоро вокруг подносов и
графинов [Далее начато: образ<овалось>] обстановилось ожерелье тарелок — икра, сыры,
соленые грузди, опенки, да новые приносы из кухни чего-то в закрытых тарелках, [Далее
начато: чтоб] сквозь которые слышно было ворчавшее масло. Ротозей Емельян и вор Антошка
был народ хороший и расторопный. Названья эти хозяин давал только потому, что без
прозвищ всё как-то выходило пресно, а он пресного не любил. [Вместо “потому, что ~ не
любил”: потому что не любил ничего пресного] Сам был добр душой, но словцо любил
прянное. Впрочем, и люди за этим не сердились. [а. Как в тексте; б. любил пряное, да и люди,
зная доброту, за это не сердились. ]

Закуске последовал обед. Здесь добродушный хозяин сделался совершенным
разбойником. Чуть замечал у кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая:
“Без пары ни человек, ни птица не могут жить на свете”. [Далее начато: Когда съе<дал>]
Съедал гость два, подваливал ему третий, приговаривая: “Что ж за число два? Бог любит