Page 670 - Мертвые души

предметами роскоши”. Что сами, благодаря этой роскоши, стали тряпки, а не люди, и болезней
чорт знает каких понабрались, и уж нет ни одного осьмнадцатилетнего мальчишки, который
бы не испробовал всего: и зубов у него нет, и плешив, — так хотят теперь и этих заразить. Да
слава богу, что у нас осталось хотя одно еще здоровое сословие, которое не познакомилось с
этими прихотями. За это мы просто должны благодарить бога. Да, хлебопашцы для меня всех
почтеннее. Дай бог, чтобы все были хлебопашцы”.

“Так вы полагаете, что хлебопашеством всего выгоднее заниматься?” спросил Чичиков.

“Законнее, а не то, что выгоднее. Возделывай землю в поте лица своего. Это нам всем
сказано: это не даром сказано. Опытом веков уж это доказано, что в земледельческом звании
человек чище нравами. Где хлебопашество легло в основанье быта общественного, там
изобилье и довольство; бедности нет, роскоши нет, а есть довольство. Возделывай землю,
сказано человеку, трудись, что тут хитрить. Я говорю мужику: “Кому бы ты ни трудился, мне
ли, себе ли, соседу ли, только трудись. В деятельности я твой первый помощник. Нет у тебя
скотины, вот тебе лошадь, вот тебе корова, вот тебе телега. Всем, что нужно, [что хочешь]
готов тебя снабдить, но трудись. Для меня смерть, если хозяйство у тебя не в устройстве и
вижу у тебя беспорядок и бедность. Не потерплю праздности. [Далее над строкой вписано:
Неустройства не могу видеть, беспорядок для меня нож] Я затем над тобой, чтобы ты
трудился”. Гм! Думают увеличить доходы заведеньями да фабриками. Да ты подумай прежде
о том, чтобы всякий мужик был у тебя богат, так тогда ты и сам будешь богат без фабрик: и без
заводов, и без глупых <затей>”.

“Чем больше слушаешь вас, почтеннейший Константин Федорович”, сказал Чичиков:
“тем большее получаешь желание слушать. Скажите, досточтимый мною, если бы, например,
я возымел намерение сделаться помещиком, положим, здешней губернии, на что именно [а.
Как в тексте; б. на что преимущественно] следует обратить внимание, как быть, как поступить,
чтобы в непродолжительное <время> разбогатеться, тем исполнивши, так сказать, ввиду
отечества обязанность гражданина, то во сколько времени?”

“Как поступить, чтобы разбогатеть? А вот как…” сказал Скудронжогло.

“Пойдем ужинать!” сказала хозяйка, поднявшись с дивана, и выступила на середину
комнаты, закутывая в шаль молодые продрогнувшие свои члены.

Чичиков схватился со стула с ловкостью почти военного человека, подлетел к хозяйке с
мягким выраженьем в улыбке деликатного штатского человека, коромыслом подставил ей
руку и повел ее парадно через две комнаты в столовую, сохраняя во всё время приятное
наклоненье головы несколько на бок. Служитель снял крышку с суповой чашки. Все со
стульями придвинулись ближе к столу, [а. Как в тексте; б. Все со стульями придвинулись
дружно к столу; в. Со стульями придвинулись все к столу] и началось хлебанье супа. [Далее
начато: Как только же отхлебал Чичиков]

Отделавши суп [а. Как в тексте; б. Опроставши тарелку супу (суп был отличный)] и
запивши рюмкой наливки (наливка была отличная), [рюмкой наливки отличнейшей] Чичиков
сказал так Скудронжоглу:

“Позвольте, почтеннейший, вновь обратить вас к предмету прекращенного разговора. Я
спрашивал вас о том, как быть, как поступить, как лучше приняться…” [В рукописи далее
недостает одного листа. ]

“Именье, за которое, если бы он запросил и 40 тысяч, я бы ему тут же отсчитал”.