Page 667 - Мертвые души

“Ну, пойдет кутерьма”, подумал Чичиков и начал раскланиваться.

“Нет, я вас не отпущу. В два часа, не более, вы будете удовлетворены во всем. Ваше дело
поручу теперь особенному человеку, который только-что окончил университетский курс.
Посидите у меня в библиотеке. Тут всё, что для вас нужно: книги, бумага, перья, карандаши —
всё. Пользуйтесь, пользуйтесь всем, вы — господин”. Так говорил Кошкарев, отворяя дверь в
книгохранилище. Это был огромный зал, с низу до верху уставленный книгами. Были там
даже и чучела животных. Книги по всем частям: по части лесоводства, скотоводства,
свиноводства, садоводства, тысячи всяких журналов, руководств и множество журналов,
представлявших самые позднейшие развития и усовершенствования и по коннозаводству и
естественным наукам. Были и такие названья: “Свиноводство, как наука”. Видя, что здесь всё
вещи неприятного препровождения, он обратился к другому шкафу. Из огня — в поломя! Тут
были всё книги философии. На одной было заглавие: “Философия, в смысле науки”; шесть
томов в ряд, под названием: “Предуготовительное вступление к теории мышления в их
общности, совокупности и в применении к уразумению органических начал общества
обоюдного раздвоенья”. Что ни разворачивал Чичиков книгу, на всякой странице: проявленье,
развитье, абстракт, замкнутость и сомкнутость, и чорт знает, чего там не было. “Нет, это всё не
по мне”, сказал Чичиков и оборотился к третьему, где были книги всё по части искусств. Тут
вытащил какую-то огромную книгу [Далее начато: с. каким-то] с нескромными
мифологическими картинками и начал их рассматривать. Это было по его вкусу. Такого рода
картинки нравятся холостякам средних <лет>. Говорят, что в последнее время стали они
нравиться даже и старичкам, изощрившим вкус на балетах. Что ж делать, человечество нашего
века пряные коренья любит. [Что ж делать, пряные коренья любит человек. ] Окончивши
рассматриванье этой книги, Чичиков вытащил уже было и другую, в том же роде, как вдруг
появился полковник Кошкарев, с сияющим видом и бумагою.

“Всё сделано и сделано отлично. Человек этот решительно понимает один за всех. За это
я его — выше всех: заведу особенное, высшее управление и поставлю его президентом. Вот
что он пишет…”

“Ну слава те, господи!” подумал Чичиков и приготовился слушать. Полковник стал
читать:

“Приступая к обдумыванью возложенного на меня вашим высокородием поручения,
честь имею сим донести на оное. 1-е. В самой просьбе господина коллежского советника и
кавалера Павла Ивановича Чичикова есть уже некоторое недоразумение: в изъясненьи того,
что требуются ревижские души, постигнутые всякими внезапностями, вставлены и умершие.
Под сим, вероятно, они изволили разуметь близкие к смерти, а не умершие, ибо умершие не
приобретаются. Что ж и приобретать, если ничего нет. Об этом говорит и самая логика. Да и в
словесных науках они, как видно, не далеко уходили…” Тут на минуту Кошкарев остановился
и сказал: “В этом месте, плут… он немножко кольнул вас. Но судите, однако же, какое бойкое
перо, статс-секретарский слог; а ведь всего три года побыл в университете, даже не кончил
курса”. Кошкарев продолжал: “в словесных науках, как видно, не далеко… ибо выразились о
душах умершие [Далее было: тогда как душа бессмертна], тогда как всякому изучавшему курс
познаний человеческих известно заподлинно, что душа бессмертна. 2-е. Оных упомянутых
ревижских душ, пришлых, или прибылых, или, как они неправильно изволили выразиться,
умерших, нет на-лицо таковых, которые бы не были в залоге, ибо все в совокупности не токмо
заложены без изъятья, но и перезаложены, с прибавкой по полутораста рублей на душу, кроме
небольшой деревни Гурмайловка, находящейся в спорном положении по случаю тяжбы с
помещиком Предищевым и потому ни в продажу ни под залог поступить не может”.

“Так зачем же вы мне этого не объявили прежде? Зачем из пустяков держали?” сказал с