Page 780 - Мертвые души

поразительнейшие явления? Гоголь отвечал: “Я очень рад, что это вам так нравится, но
погодите, будут у меня еще лучшие вещи: будет у меня священник, будет откупщик, будет
генерал-губернатор””. [“Записки о жизни Н. В. Гоголя”, т. II, стр. 227.]

След летних чтений 1849 г. остался, кроме приведенных воспоминаний, [Можно еще
добавить — Воспоминания кн. Д. А. Оболенского, “Русская старина”, 1873, кн. 12, стр.
941–943.] также в переписке самого Гоголя. В указанном выше письме из Москвы от 29 июля
он передает Смирновой поклон от ее нового знакомого: “Кланяется Вам Тентетников”. А
Смирнова, отвечая Гоголю из Калуги 1 августа 1849 г., в свою очередь, запрашивает: “Как
жаль, что Вы так мало пишете о Тентетникове: меня они все очень интересуют, и часто я
думаю о Костанжогло и Муразове. Уленьку немного сведите с идеала и дайте работу жене
Констанжогло: она уже слишком жалка. А впрочем всё хорошо”. [См. Барсуков. “Жизнь и
труды Погодина”, X, 322.]

Чтобы ответить на вопрос, как относится текст, впервые оглашенный в Калуге, к
наличным сейчас пяти тетрадям, надо, прежде всего, учесть систематический и длительный
характер этих калужских чтений, продолжавшихся по нескольку часов изо дня в день и
охвативших, кроме всего нам известного, также ряд отсутствующих теперь глав. Такого рода
чтения могли, конечно, производиться только по беловику. Вернее всего, в Калуге читалась
сохранившаяся ранняя редакция, т. е. первоначальный слой четырех первых тетрадей. Ряд
признаков, приведенных в мемуарах, действительно ведет нас к этому тексту. Иное начало
первой главы, запомнившееся Смирновой и ее брату, легко объясняется тем, что начало
рукописи, дошедшее до нас, является новой вставкой, [См. выше описание рукописи. ]
первоначальный же текст (первый лист рукописи) утрачен. Отсутствующее ныне
продолжение главы второй: обед у Бетрищева, партия в шахматы, возвращение Чичикова к
Тентетникову, новый визит Чичикова и Тентетникова вместе к генералу, застольный разговор
о 12-м годе, помолвка, сборы Чичикова к генеральским родственникам — тоже несомненно
находилось в тетради второй в тех полулистах, которые не сохранились. Именно к
первоначальному слою второй и третьей тетради относятся критические замечания
Смирновой (в письме от 1 августа). Если сравнить произведенную Гоголем переработку тех
мест глав первой и второй, где появляется Уленька, то сразу станет видно, что переработка в
целом следовала как раз совету Смирновой: “немного свести с идеала” Уленьку — и, значит,
совет относился именно к первой из двух наличных редакций. Еще наглядней отразилось в
доступном нам тексте второе замечание Смирновой. Соответствующее место третьей главы в
первой из двух наличных редакций как нельзя лучше оправдывает оценку, данную Смирновой
жене Костанжогло: “она уж слишком жалка”; а в исправленном виде то же место с неменьшей
очевидностью отражает на себе самый совет: “дайте работу жене Костанжогло”. [Ср. Вас.
Гиппиус. “Гоголь”, 1924, стр. 213—14. Фамилия Костанжогло, упоминаемая Смирновой, в
первом слое этих тетрадей еще не встречается: там ей соответствует Скудронжогло. Но в
двух-трех местах она там исправлена черными чернилами на Костанжогло, что могло
предшествовать чтениям в Калуге. ] Не противоречит, наконец, первоначальный текст
четырех первых тетрадей и всему тому из приведенных воспоминаний, что приурочено там к
несохранившимся главам: эпизод об “эманципированной” красавице в пересказе как
Арнольди, так и Смирновой одинаково связан с путешествием Платонова и Чичикова вместе,
т. е. с дальнейшим развитием той фабулы, которая намечена уже в наличных главах третьей и
четвертой. Эпизод входил, следовательно, в одну из дальнейших глав, после четвертой,
обрывающейся, как известно, на полуфразе. След этих изъятых из уцелевшей рукописи глав
сохранился не только в черновом наброске о Чагравине, [Фамилия персонажа — Чагравин, а
не Чагранов, как запомнили Смирнова с братом. ] но и в ряде заметок в записной книжке,
заполнявшейся в значительной своей части как раз в период, предшествовавший поездке в
Калугу весной и летом 1849 г. (см. ниже). Заметка, начинающаяся: “Он вспоминал, как
гренадер Коренной, когда уже стихнули со всех сторон французы…”, предусматривает, без