Page 781 - Мертвые души

сомнения, застольную беседу о 12-м годе у генерала Бетрищева. Следующий далее ряд
пейзажных заметок, с прямым упоминанием в одной из них Чичикова, точно так же
предусматривает, должно быть, описания природы для несохранившихся глав, особенно
богатых подобными описаниями, что запомнил Арнольди.

Есть, таким образом, все основания признать, что первоначальный текст сохранившихся
первых четырех тетрадей представляет собою уцелевший фрагмент той самой редакции
второго тома, которая создана была Гоголем в Москве и впервые была им прочитана летом
1849 г. у Смирновой. Эта редакция по счету была второй, если считать первой редакцию,
сожженную в 1845 г.

На закончившийся калужскими чтениями период 1848–1849 гг. падает, кроме частично
уцелевшего первого слоя четырех первых тетрадей, и близкий к ним по почерку и чернилами
дефектный отрывок двух мест из главы третьей, несомненно предшествовавший
соответствующему тексту тетрадей, так как будущий Костанжогло назван здесь Берданжогло
с исправлением на Скудронжогло — фамилию, перешедшую в первый слой третьей тетради.
В тот же период 1848–1849 гг. сделан был, как указано, уцелевший набросок о Чагравине и,
вероятно, другой, впервые публикуемый набросок: “Вот оно, вот оно, что значит”, в котором
можно видеть фрагмент главы о Вороном-Дрянном. Каждому из этих персонажей посвящена
была, надо думать, во второй редакции особая глава, как и упоминаемому в письме от 1
августа Муразову. Сверх четырех уцелевших глав, в рукописи, по которой Гоголь читал в
Калуге, могло быть, таким образом, еще три главы, а всего вместе — семь, как запомнил со
слов Смирновой Аксаков (Арнольди говорил о 9 главах).

Особой оговорки требует, в связи с новой редакцией, заключительная глава. Ее в этой
редакции, в период калужских чтений, по-видимому, не было: князь-губернатор в
воспоминаниях Арнольди и в письме Смирновой от 1 августа не упоминается вовсе. Судя же
по воспоминаниям, записанным Кулишом, этот персонаж упомянут был тогда Гоголем только
как еще проектируемый. К переработке уцелевшего от 1845 г. текста последней главы Гоголь,
действительно, приступил лишь позже.

Калужские чтения в июле 1849 г. завершили еще один фазис работы, чтение Аксаковым
в августе открывает собою другой. Из воспоминаний С. Т. Аксакова известно, что Гоголь
прибыл к ним в тот год в Абрамцево 14 августа, а четыре дня спустя, 18-го вечером,
неожиданно для всех присутствовавших состоялось первое чтение.

“Гоголь прочел первую главу второго тома “Мертвых душ”, — рассказывает Аксаков. —
С первых страниц я увидел, что талант Гоголя не погиб, и пришел в совершенный восторг.
Чтение продолжалось час с четвертью… Тут только мы догадались, что Гоголь с первого дня
имел намерение прочесть нам первую главу из второго тома “Мертвых душ”, которая одна, по
его словам, была отделана, и ждал от нас только какого-нибудь вызывающего слова… На
другой день Гоголь требовал от меня замечаний на прочитанную главу, но нам помешали
говорить о “Мертвых душах”. Он уехал в Москву, и я написал к нему письмо, в котором
сделал несколько замечаний и указал на особенные, по моему мнению, красоты. Получив мое
письмо, Гоголь был так доволен, что захотел видеть меня немедленно. Он нанял карету,
лошадей и в тот же день прикатил к нам в Абрамцево. Он приехал необыкновенно весел или,
лучше сказать, светел и сейчас сказал: “Вы заметили мне именно то, что я сам замечал, но не
был уверен в справедливости моих замечаний. Теперь же я в них не сомневаюсь, потому что
то же заметил другой человек, пристрастный ко мне”.

Гоголь прожил у нас целую неделю; до обеда раза два выходил гулять, а остальное время
работал; после же обеда всегда что-нибудь читали. Мы просили его прочесть следующие